Советуем почитать

«Любая жизнь выстраивается в основном из лжи, недосказанности, тайн. В особенности жизнь Мэрилин. Поэтому не стоит их избегать, наоборот, надо подчеркивать их, не выносить на пол, а помещать туда, где им и место: в самом сердце трагедии». Француженка с королевской фамилией (династия Плантагенетов правила Францией с 1154 по 1399 год) рассматривает жизнь Мэрилин Монро именно как личностную трагедию, причем отчетливо фрейдистского толка. Быстренько отбарабанив традиционно положенное: по материнской линии прадед, покончивший с собой, дед, умерший сумасшедшим, бабка, страдающая маниакально-депрессивным психозом, к тому же пьяница. Мать тоже была неуравновешенной и подверженной различным психозам. Отца у девочки не было, Анна Плантажене сосредоточивается на последнем и далее выстраивает биографию Мэрилин именно как страдания Электры. Девочка, в детстве носившая у сердца фотографию Кларка Гейбла, в полной уверенности, что он-то и есть ее отец, в восемь лет изнасилованная отчимом, в дальнейшем будет искать отца во всех мужчинах, в которых будет влюбляться. Она называла «папочкой» своего первого мужа. Джима Дагерти. «Папочкой» был и Джо Ди Маджио. Увидев Артура Миллера, она кинулась к нему с криком «О! Папа!». Доктора Гринсона, опору и ужас ее последних лет, она умоляла удочерить ее. То же и в фильмах. В  «Хористках» она пела песенку «Каждой малышке нужен па-па-папа». В картине «Джентльмены предпочитают блондинок» ее героиня дает своему жениху-миллиардеру прозвище Папик. В фильме «Займемся любовью» еще одна песня: «Му Heart Belongs My Daddy». В «Неприкаянных» она в результате согласилась сниматься только потому, что ее партнером там был тот самый Кларк Гейбл, отец из ее сиротских фантазий. Этим примерам несть числа. Плантажене пишет: «Переспать со своим настоящим отцом это была мечта, в которой Мэрилин призналась нескольким людям. Подойти к нему в баре, <... > дать отведать незабываемую ночь пылкой любви. Уйти на рассвете, набив карманы деньгами, но прежде открыть ему, что он только что трахал собственную дочь». Болезненности подобных фантазий не в силах отрицать никто. Но именно этими комплексами автор книги и объясняет вечные метания Мэрилин из постели в постель, вечный алкоголизм и таблетки, истерики и суицидальные порывы. Девочке нужен был папа, который заботился бы о ней, брал под крылышко, гладил по головке, баловал, и ласкал.

Наполняя свою биографию Натальи Николаевны множеством разнообразных фактов и подробностей, Старк идёт даже дальше этого принципа. Трагедийность как таковая - лишь в невероятной красоте и прелести Натальи Николаевны, красоте, которая, во всяком случае, до поры не могла одарить идиллическим спокойствием любого мужчину, окажись он её мужем. Подавно Пушкина. И неразрешимая тайна лишь в том, почему такая красота вообще возможна.

Несомненно, тайна Керн другого рода. Здесь её, тайны главное остриё связано с историей стихотворения «Я помню чудное мгновенье...», найденного Анной Петровной в книжке с главой «Евгения Онегина» (да-да!). Керн ли оно посвящено? В.И. Сысоев даёт особый обзор суждений литературоведов на этот счёт, а сам склоняется, очевидно, к положительному ответу (в отличие от автора этих строк). Но всё же цитирует мнение Н.И. Черняева 1900 ещё года: как бы оно ни было въяве, теперь это неважно — имя Керн обессмертилось, подобно именам Лауры и Беатриче.

Располагая куда меньшей по объёму, в сравнении со Старком, информацией, к тому же имея в наличии воспоминания самой Керн, нуждающиеся в особом анализе, проверке и перепроверке (даже портрет на переплёте - Керн лишь предположительно), В.И. Сысоев всё же убедительно отводит читателя от сугубо эротических контекстов биографии Анны Петровны. Да, любовь, страсть, страстное неистовство были «смыслом и главной святыней её жизни», но почему это должно быть подвергнуто осуждению?! Можно сказать, что В.И. Сысоев представил добротный комментарий к воспоминаниям Керн, основанный на многих архивных и труднодоступных источниках -при этом не сухой, а живой и сердечный по отношению к главной героине.

Слов нет, при чтении подобных книг, особенно в наше желтовато-клубничное время, возникает опасение получить вместо некоего графически чёткого портрета очередной миф, пусть и созданный с самыми благими намерениями. Как ни парадоксально, в данных биографиях о мифе не думаешь: наверное, потому, что у них есть один общий герой: понятно, Пушкин. А он «в сладких таинствах любви» был отнюдь не паинькой и даже о всех главных предметах своих вожделений ухитрялся высказать противоположные мнения. Достаточно посмотреть, как порой представлены в его переписке Наталья Николаевна, Анна Петровна, а в известной эпиграмме по поводу иллюстрации Нотбе-ка - Татьяна Ларина. Да, это искренность, это раскрепощённость, но порой она явно отдаёт ноздрёвщиной. Так что к принципиально не разгаданным в хороших книгах тайнам Гончаровой и Керн прибавим неизъяснимо не разгадываемую тайну их невероятного возлюбленного.
Дмитренко, С.
Литература. - 2011. - №2. -С.44

Пушкинисты не могут  обойтись без того, чтобы не вспомнить о двух главных женщинах пушкинской жизни и судьбы, что бы там ни говорили о «донжуанском списке» «солнца нашей поэзии». Хотя они  не связывают прототипической связью Анну Петровну и Наталью Николаевну с «Татьяны милым идеалом», трудно назвать здесь ещё хотя бы одно женское имя (Арина Родионовна всё же из другого контекста), чтобы оно встало вровень с вышеназванными двумя. Елизавета Воронцова, которую как раз сближали с Татьяной? Недотягивает. Аграфена Закревская, урождённая графиня Толстая? Оставим эту «беззаконную комету» Боратынскому... И так далее. Татьяну Ларину, Керн и Гончарову объединяет ощущение тайны, вечной загадки, такой, которой не наделены все прочие музы Александра Сергеевича. Они, если воспользоваться для перефразировки знаменитыми словами Достоевского, сказанными, между прочим, в непосредственной связи с «Евгением Онегиным», унесли с собою «некоторую великую тайну». И надо подивиться отваге авторов обеих этих книг из «ЖЗЛ», которые отважились с этой тайной соприкоснуться.

Владимир Сысоев дал своей версии биографии Керн подзаголовок «Жизнь во имя любви», Вадим Старк обошёлся без оного, но тоже сделал особый акцент: книга называется «Наталья Гончарова», а не «Наталья Пушкина». Впрочем, в этом случае как раз ничего таинственного нет - просто знак справедливости: ведь Наталья Николаевна, овдовев, вышла в 1844 году замуж за ровесника Пушкина, командира лейб-гвардии Конного полка генерала П.П. Ланского и стала Ланской, вплоть до своей кончины в 51 год (муж надолго пережил её). Жизнеописание Натальи Николаевны как жены Пушкина занимает большую часть книги, но всё же и о генеральше Ланской, родившей во втором браке трёх дочерей, сказано немало доброго. В частности, вспоминается история с вызволением молодого Михаила Салтыкова из Вятки, куда из Петербурга он был отправлен на принудительную службу. В судьбе «Пушкина XIII выпуска» (такой почётный титул получил Салтыков в годы учения в Царскосельском/Александровском лицее) Наталья Николаевна с мужем приняли самое живое участие, и Александр II возвратил его в Петербург. Александра Арапова (Ланская) писала много лет спустя после кончины родителей: «...былое восстаёт в сиянии тихих радостей, в воплощении могучей силы любви, сумевшей сплотить у нового очага всех семерых детей в одну тесную, дружную семью и в сердце каждого из нас начертать образ идеальной матери, озарённой мученическим ореолом вследствие происков недремлющей клеветы» (с. 517). И хотя Анна Ахматова назвала её воспоминания «сюсюканьем», В.П. Старк сочувственно их цитирует, руководствуясь вместе с тем ахматовским принципом: «...тема семейной трагедии Пушкина не должна обсуждаться».
Дмитренко, С.
Литература. - 2011. - №2. -С.44

Сборник финалиста премии «Национальный бестсел-лер-2010» и недавней «Большой книги» состоит из пяти повестей. Тон задаёт «Абсолютное соло» - об альпинисте, что уподобился «одной маленькой, но гордой птичке» из тоста гайдаевского фильма, которая оторвалась от стаи, чтобы «полететь прямо к солнцу. Она поднималась всё выше и выше, пока не обожгла себе крылья и не упала на дно самой глубокой впадины - так давайте же не отрываться от коллектива!» Впрочем, юмора в «Абсолютном соло» нет ни на йоту, а душераздирающий финал лучше на ночь не читать - не уснёте.

Сенчин намерено универсализировал героя, чтобы придать обсуждаемым проблемам общечеловеческое звучание. Его маститый альпинист, чьего имени и национальности мы так и не узнали, взялся покорить недоступную гималайскую вершину в одиночку, без рации, кислородных баллонов и напарника. Правда, в качестве врача ему придана женщина с русским именем Нина, которую неистребимая жажда романтики заставила бросить работу и на два с половиной месяца, что китайские власти отмерили герою на этот подвиг, поселиться в палатке на сумасшедшей высоте, где только снег, лёд и камень.

И тут не очень понятен посыл автора, почему такие персонажи должны быть нам «ближе легиона тех, кто живёт в уютных домиках и копит деньги на старость». Романтика времён Джека Лондона и Хемингуэя давно не в моде. А экстремальный спорт как средство поддержания формы заменил безопасный фитнес. Человечество предпочитает жить хотя и скучнее, но дольше.
Стародубцев А.  Ошибка скалолаза /  А.Стародубцев// Эхо планеты. – 2011. - №5. – С.49

Роман македонца Венко Андоновского «Пуп земли», удостоенный премий «Книга года» и «Балканика», имеет сложную композицию. Во вступлении некий издатель-бухгалтер объясняет, что рукопись перешла к нему по наследству от брата - циркового акробата, погибшего, так сказать, на производстве, и честно перечисляет литературные первоисточники, которые повлияли на оригинальную стилистику покойного писателя-неофита.

Первая часть книги написана от лица византийского монаха Иллариона Сказителя, ищущею тайное знание, вторая - циркового артиста Яна Людвика, нашего современника, безответно влюблённого. Между этими персонажами простирается тысячелетие. Но мы видим, что вечные вопросы звучат актуально всегда.

Любопытно, что Венко Андоновский добрую половину романа написал языком библейской Песни песней. «Ибо время ещё не приспело, о возлюбленные мои; а я известен тем, что наслаждаюсь, сочиняя всяческие Слова и выдумывая истории, которые хоть и вовсе не случались, но выглядят так, будто они у вас перед глазами; и умею поведать сказание с отступлениями; понемногу я даю вам вкусить от повествования, от сладкого мёда историй, как жаждущему дают воду в пустыне, капля за каплей, чтобы не умертвило его утоление жажды, исполнение желания». Уже за один этот виртуозно исполненный постмодернистский трюк книгу следует прочесть.
Стародубцев А.  Утоление жажды /  А.Стародубцев// Эхо планеты. – 2011. - №5. – С.49