«Фарфоровая комната» вошла в лонг-лист Букеровской премии, стала книгой года по версии журналов Time, Daily Telegraph и Guardian. Но дело не в наградах. Сюжет романа и стиль автора цепляют больше, чем все официальные регалии.

В сюжете прослеживаются отголоски семейной истории автора. Англичанин индийского происхождения Санджив Сахота описывает в книге жизнь своей прабабушки Мехар, мастерски достраивая реалии отдельной семьи начала XX века и индийского региона Пенджаб в целом.

Мехар, Гурлин и Харбанс вышли замуж за братьев. Традиции того времени таковы: жены не имеют никаких прав, только родив сына, они обретают голос. Даже на свадебной церемонии юные девушки сидят, полностью покрытые чунни (платком или шалью). Да и в семейной жизни их роль – обеспечивать быт мужчин без права поднять глаза на мужа. Даже по прошествии нескольких недель девушки не знают в лицо своих мужей и могут только догадываться, кому именно они принадлежат – по походке, голосу, манере общения. 

Безымянный герой романа «Его последние дни» Рагима Джафарова симулирует суицидальные наклонности, чтобы попасть в психиатрическую больницу, исследовать ее изнутри и написать книгу. Но он — вовсе не современное воплощение Нелли Блай, которая в конце позапрошлого века имитировала душевную болезнь, чтобы проникнуть в лечебницу и написать репортаж, изобличающий жестокое обращение с пациентами. Герой Джафарова пишет книгу о писателе, который… симулирует суицидальные наклонности, чтобы попасть в психиатрическую больницу, исследовать ее изнутри и написать книгу. Перед нами своего рода рекурсивный роман, при чтении которого читатель будто заглядывает в галерею из зеркал, бесконечно отражающих друг друга.

Если в предыдущем «психиатрическом» романе «Сато» Джафаров препарировал процесс психотерапии и буквально на пальцах объяснял, как работают ее методы, то в «Его последних днях» он препарирует уже творческий процесс. Джафаров предлагает нам новый опыт: узнать, что происходит в голове — причем не самой здоровой — писателя во время работы над книгой.

Проза Букши постоянно обращается к головоломной реальности и не терпит эскапистской фальши, проницательно говорит о человеческих отношениях, формирующих завтрашний день. Прежние тексты писательницы оставляли ощущение неиссякаемых аккумуляторов светлой энергии — в колючих картинах узнаваемой жизни внезапно находилось место для спасительных чудес. Даже в тревожных, мрачных рассказах «Открывается внутрь» человеку не было отказано в маленьком чуде, которое всегда случайно и не требует усилий. Новая книга — жесткая, заметно отличается от предыдущих. Чудесное вытеснено демоническим, текст при этом бьет током. Но речь, как всегда, идет о нас всех. 

«Дибок», «Чувак», «Я убил свою соседку», «Не жертва» — четыре небольшие истории, составляющие книгу о насилии, злобе и преступлениях, которыми переполнены криминальные новости. Персонажи отгораживаются от окружающих, снимают с себя всякую ответственность, агрессируют на близких — и вот происходит разрушительное замыкание, лопаются предохранители адекватности, гаснет свет.

Из романа в роман Евгений Водолазкин разрабатывает систему интонаций, способную — теоретически, конечно, — если и не искоренить, то, по крайней мере, оправдать всю камерность, герметичность современной русской прозы. Таков факт старания. Ни больше ни меньше. Перегонка ничтожного в хрестоматийное осуществляется парой ловких манёвров, кажущихся иным чистой магией.

«Чагин» — как бы о том же самом, но другими словами. Это вставшая на котурны память; цыпочки ностальгии. История «человека в футляре», растянутая на дыбе и выверенная с позиций нравственности, содержательности, холодного, правильного, что белый мрамор, стиля, не может вызывать нареканий. Она изначально безукоризненна. Другое дело, что подобное совершенство влачит за собой всевозможные сомнения.

О них-то и поговорим.

«Незримые» норвежского писателя Роя Якобсена — это первая часть тетралогии о жизни острова Баррёй в начале прошлого века. Остров Баррёй настолько мал, что вмещает лишь одну семью из пяти человек: Ханса, его жену Марию, отца Мартина, сестру Барбру и дочь Ингрид. Но их быт совсем не похож на мечту интроверта о жизни на уединенном острове вдали от цивилизации. Ежедневно их ожидает тяжелый физический труд и борьба с непредсказуемой природой.

В романе практически ничего не происходит. Одна глава — одна зарисовка из жизни острова. Он существует будто вне времени, а быт семейства Баррёй подчинен собственному умиротворяющему ритму. Зимой Ханс отправляется рыбачить на Лофотены, а летом остается на родном острове, чтобы починить сарай или построить пристань. Женщины плетут сети, собирают чаячьи яйца, копают картошку и пекут лефсе — лепешки из картофеля и муки. Со временем Ингрид идет в школу, а затем — в услужение владельцам фактории (торгового предприятия) на материке, но ее мысли неразрывно связаны с Баррёем. На острове находится место и маленьким радостям: будь то нежность гагачьего пуха или красота моря, неожиданно покрывшегося льдом. Наблюдать из суетного и бурлящего XXI века за бесхитростным укладом жизни норвежцев в начале века ХХ-го — весьма терапевтичный опыт. Но в то же время он заставляет ценить ту относительную безопасность, которую предоставляет современная цивилизация: море, которое сегодня дает семейству Баррёй возможность жить, завтра приносит горе и смерть.

Первый художественный роман Александра Стесина, максимально дистанцированный от автобиографического багажа прозаика-поэта-врача-онколога-путешественника. Поворот в писательской траектории, непредсказуемое выступление в театре вымысла, создание иной роли: главный герой по профессии юрист и даже не ведает, где у человека расположена печень.

Характерная черта всей прозы Стесина — внедрение в современную русскую литературу новых географических локаций, трепетное погружение в другие культуры. Из книги в книгу сохраняется завидная наблюдательность рассказчика, позволяющая в подробностях и нюансах бережно передать объемность далекого и непривычного. Роман, сосредоточенный на теме эмиграции, продолжает эту линию открытий.

Роман канадской писательницы Мирей Гане можно смело считать искренним посланием тем, кто забыл себя на работе и даже после ухода из офиса продолжает думать о предстоящих дедлайнах, нерешенных вопросах и бесконечных задачах.

Автор рассматривает трудоголизм не просто как бессмысленную гонку за результатом, будь то желанная должность, повышение зарплаты или просто похвала от начальника. Здесь все гораздо серьезнее. Однажды главная героиня Диана просыпается в больничной палате после загадочной медицинской процедуры, а затем с каждым днем замечает у себя все больше внешних признаков, роднящих ее с американским беляком («волосы на голове и на теле за ночь полностью перекрасились в рыжий», «глаза казались чернее обычного, а веснушки стали еще ярче», «под новым пушком на коже она не чувствовала холода») — и на ее примере мы очень скоро понимаем, к чему приводит трудоголизм. 

Когда мы говорим о 1812 годе, первыми приходят на ум «дубина народной войны», Пьер в цилиндре на Бородинском поле, дуб на Лысой Горе, «мысль семейная». Эпоха так тесно сплелась с мифом, что для среднего россиянина Наполеон и Андрей Болконский — фигуры одного порядка.

Вот и в новом романе Юлии Яковлевой о 1812 годе маячат толстовские персонажи: смоленский губернатор жалуется на старика Болконского, на балу обсуждают развод Пьера и Элен, а князья Несвицкие вообще оказываются в центре сюжета. Но называть «Нашествие» фанфиком было бы неправильно: Яковлева сама создает романный универсум, пусть «Война и мир» в нем все равно присутствует как пример для подражания и сторона диалога. Но обо всем по порядку.

Канун Отечественной войны. Бурмин — отставной русский офицер, раненный под Аустерлицем. Шесть лет он провел один в своем имении под Смоленском и неожиданно вышел в свет. Его бывшая невеста Мария Ивина смущена появлением старой любви, да и ее муж, генерал Облаков, настороженно относится к внезапно покинувшему глушь другу. Дело осложняется тем, что Бурмин — оборотень, с каждым новым приступом ликантропии он все ближе к тому, чтобы превратиться в чудовище и потерять себя. А тут еще и одно грозное предзнаменование за другим: в местном лесу, который хочет прибрать к рукам сосед, убивают крестьян, появление кометы предсказывает грядущее столкновение с Наполеоном, а Ивиным грозит неминуемое разорение...

Я не знаю, что будет с вами, когда вы сядете читать «Протагониста» Аси Володиной — я пишу об этом романе из точки мрака. Чувствую тебя тем самым протагонистом, главным, но невидимым и немым персонажем. Персонажем, за которого все что-то решают, чьи действия пытаются интерпретировать. И он — Никита из романа — точно уже ничего не может с этим сделать. Потому что мертв.

А мы, если живы, должны.

Пока Никита, главный герой, студент именитого вуза, был жив, он тоже постоянно что-то был должен. Только подчинялся он социальным установкам и желаниям других людей. Что его в конце концов сломало, мы так и не узнаем. Но, кажется, он исполнял какой-то не тот долг, раз его жизнь закончилась так, как закончилась.

«Протагонист» — второй роман молодой писательницы, финалистки «Лицея» Аси Володиной. Он выходит почти одновременно с первым — «Частью картины» (издательство «Строки»). В первой книге бой школьной системе и силовым структурам дает обычная учительница. Во второй — действительность с ее странными совпадениями и недоговоренностями пытаются изменить девять героев в театральных масках. Их поступки собраны в три «агона» — этаких «словесных спора», смысловых части, названия которых: «Терпеть», «Служить» и «Любить». Где любовь тоже ох непростая.

Небольшая, но остросюжетная история представляет собой путешествие сразу в двух измерениях. Фабула этой роуд-стори — поездка на стареньком трейлере по Германии, от Рейнхардсвальда до Альп. Юная девушка Паула, переживающая потерю младшего брата, неожиданно для себя соглашается сопровождать старика Гельмута, везущего урну с прахом своей любимой в Южный Тироль. А невидимый глазу путь души героини — от отчаяния к целеустремленности — запечатлен в ее внутренних монологах, обращенных к брату. В начале каждой главы этот путь изображен в виде траектории движения со дна Марианской впадины, которая олицетворяет глубину горя.

Дидактический характер текста — его слабая сторона. Перед нами клиническое описание состояний человека от момента, когда он только узнает о смерти близкого, до преображения в финальных эпизодах книги, когда перед нами уже совсем другая Паула — целеустремленная, спокойная, поддерживающая родителей. Полностью скрыть голос психолога, комментирующего читателю эту историю, писателю не удается. Но если изначально знать, что «Марианская впадина» — дебют, а ее автор — биолог и научный журналист, блогер и консультант в области смерти и горя, то становится просто интересно наблюдать, как нон-фикшен с помощью юмора и сюжетных перипетий превращается в художественную литературу.