Советуем почитать

В послесловии к «Лолите» Набоков, имея в виду свою творческую мастерскую, жаловался, что испытывает постоянное неудобство от того, что ему приходится жить «среди неподошедших конечностей и недоделанных торсов». Двенадцатый по счету роман Джона Ирвинга «Последняя ночь на Извилистой реке» можно легко сравнить с такой мастерской, превращенной в художественную выставку. По комнате в живописном порядке разбросаны гипсовые заготовки, недолепленные, незаконченные, брошенные скульптурные уродцы. В углу свалены тяжелые, основательные мраморные женские бюсты. Бюст самого хозяина мастерской занимает скромную нишу напротив. Работа над ним практически завершена. На лице застыло суровое и немного брезгливое выражение, характерное для маститых демиургов среднего звена. А в центре комнаты, на высоком постаменте, лежит отрубленная мускулистая левая рука. Она истекает кровью и выглядит как живая.

Ирвинг как-то сказал: «Если бы мои идеи были важны для меня, я не стал бы писать романы. Я не интеллектуал; я плотник, — я строю истории». Пожалуй, самое большое отличие «Последней ночи…» от всех предыдущих романов писателя в том, что она явно сочинялась как-то механически. При этом механика строительства интересовала Ирвинга гораздо больше постройки. Здание вышло излишне громоздким и несколько недоделанным. Впрочем, для фанатов Ирвинга (а их в мире не счесть) настолько подробное описание авторской кухни должно представлять особый интерес.

Мужчины тоже умеют писать о любви

Иосиф Гольман любит  жизнь и стремится жить, что называется, на всю катушку — все успеть, везде побывать, все попробовать. Этот незаурядный человек постоянно находится во власти  идей и начинаний.  Своей неукротимой энергией  он заряжает всех вокруг.

Настоящий мужчина, отец четверых детей, обаятельный и харизматичный рассказчик, Гольман открыл главный  секрет семейного счастья — всегда удивлять. Не останавливаться на пути к мечте, вдохновлять и поддерживать всех близких. Этот взгляд на отношения отразился в литературном творчестве автора. Гольман пишет о любви простыми, но удивительно точными словами, без ненужной шелухи, сантиментов и домыслов.

Его герои  не супермены, но на них можно положиться, потому что они — рыцари. И рядом с ними всегда такие женщины, ради которых, для которых стоит жить.

Один из героев Гольмана - Егор Греков, Грека. К своим сорока годам добился всего, о чем может мечтать человек в его возрасте: солидная должность, соответствующие материальные привилегии, любовь сразу двух женщин, каждая из которых мечтает пойти с ним под венец.
Жизнь удалась! Но как только он так подумал, судьба немедленно щелкнула его по носу - ему надо совершить поступок, пожертвовать если не всем, то многим. Испытание не из легких. Хватит ли у Грекова мужества? Об этом в  книге Иосифа Гольмана «Отпусти кого любишь» (издательство «Эксмо», 2011 г.).

Сергей Чихачев написал «КУНСТ» - гротескный роман о нашей жизни
 
Вам еще не попадалась в руки книга со странным названием «КУНСТ  [не было кино]»? Жаль. Потому что это весьма остроумный и  неожиданный опус, жанр которого  автор обозначил, как «роман с приложениями».  

Героя романа (как и автора) зовут Сергеем. Он – коренной москвич. Дом его прадеда-купца стоял когда-то там, где сейчас высится здание Следственного К. при Генеральной П. Сергей составляет гороскопы и делает это живо и мастерски, поскольку не является астрологом. Он рецензирует и переписывает чужие сценарии, подрабатывает в рекламной фирме написанием  синопсисов для роликов о прокладках и зубных протезах.

А еще он пишет синопсисы для телесериалов. А что? Жить как-то надо. Писать синопсисы – не самое последнее занятие для мужчины. Как утверждает Сергей, и Лев Т. с его страстью к многословию неплохо бы зарабатывал сегодня сериалами «про жизнь» от сорока серий, рассчитанными на женскую аудиторию.

За годы работы Сергей лично завернул или переделал до неузнаваемости немало сценариев по чудовищным синопсисам. Но они не умерли! Худшие из них Сергей увидел на телеэкранах. И этот мутный поток не иссякает по сей день.

Функция Фурцевой

В книге Леонида Млечина фигура единственной в СССР женщины-министра обернулась прозрачной тенью на балу Истории

Начинать знакомиться с биографией Екатерины Алексеевны Фурцевой лучше всего, открыв книгу в середине, со вклейки фотографий. На всех снимках, с кем бы Фурцева ни оказалась рядом — с партийными или культурными боссами, — обычно именно она самая симпатичная и искренняя. Мягкий овал лица, энергичный взгляд, задорная улыбка. В царстве лжи она выглядела обаятельнее многих.

Фотографиями приходится добирать информацию, потому что объемного психологического портрета Екатерины Алексеевны в жизнеописании Леонида Млечина мы не найдем. Да и как написать такой портрет?

Дневников Фурцева не вела, романов с автобиографическим подтекстом не сочиняла, воспоминания современников, судя по процитированному в книге, обрывочны и поверхностны. Из речей, произнесенных на партийных съездах и горкомовских заседаниях, понять можно еще меньше, чем из официальных снимков. Хотя даже первое ее серьезное публичное выступление, на ХIХ съезде партии перед лицом товарища Сталина, вызвало одобрительный смех в зале, потому что говорила Фурцева остро, не казенно. Хотя завершилась ее речь традиционно: «Да здравствует гениальный вождь и учитель Коммунистической партии и советского народа, родной и любимый товарищ Сталин!»

Шон Тан теоретически должен быть известен каждому. Во-первых, как концепт-художник мультфильма про восторженного робота Валл-И; во-вторых, что даже лучше, как автор удивительной книги об иммигрантах «Прибытие» (The Arrival). На самом же деле Шона Тана не знает почти никто: «Прибытие» так и не издали в России, несмотря на просьбы трудящихся, а «Валл-И» запомнился отечественному зрителю как удачная работа анимационной студии Pixar — без подробностей. В результате только что вышедшая «Ничья вещь» становится по-настоящему сенсационной. Впрочем, как у почти всякой отечественной сенсации, у Lost Thing отчетливый аромат хорошо выдержанной мировой классики: за десять лет бытования книги Тан успел получить почетный диплом Международной книжной ярмарки в Болонье, премии Aurealis и Spectrum в Соединенных Штатах, снять по книге короткометражку, получившую десятки премий, и поставить пьесу, которая несколько сезонов с успехом шла на австралийских театральных площадках.

Наверное, самые интересные игрушки — те, которые не игрушки вовсе: мамина помада, папин набор отверток. Лучшие истории — рассказанные взрослыми, когда они не пытаются прикинуться детьми, подстроиться под собеседника. Лучшие картинки — совсем не картинки, а вовсе даже схемы паровых двигателей и цепей постоянного тока. Шон Тан, кажется, с этим согласен, а потому не сюсюкает, не заигрывает с читателем и не превращает ребенка в инопланетянина с непонятной, но совершенно точно отличающейся от взрослых психикой. Наоборот, он рассказывает детям совсем не детскую историю про то, как грустно бывает взрослеть, — и обрамляет ее вырезками из папиных учебников по физике и технике.