-
Главная
- Советуем почитать
Новости библиотеки
Советуем почитать
Советуем почитать
«Аксенов» Александра Кабакова и Евгения Попова — портрет писателя в интерьере. Советского быта, литературных нравов, в окружении близких друзей и отчасти дамДва добрых приятеля, перебивая друг друга, подначивая и подкалывая, нередко отвлекаясь, сидят и вспоминают третьего. Твидовые пиджаки и джаз в жизни Василия Павловича Аксенова. Отец и мать. Родина. Шестидесятничество. Советское-несоветское. Женщины. Америка. И конечно, литература как таковая. Одна глава (сосредоточенная исключительно на аксеновской прозе) так и называется: «Писатель Писателевич Аксенов».
Казалось бы, могут ли такие вот неспешные рассуждения и воспоминания «ветеранов» (как они сами себя называют) — с частыми перебивами, попутными анекдотами и лишь условно выстроенные хронологически — быть увлекательными настолько, чтобы выносить их на обозрение широкой публики? Как добиться, чтобы подобный разговор, длиной, между прочим, в два года, оказалось важно прочитать не только поклонникам Аксенова (пусть их и немало), но — дальше и шире — всем, кого занимает это время, эпоха, феномен шестидесятников? Да и можно ли в жанре диалога обойтись без того, чтобы хотя бы один из собеседников был Сократом, в крайнем случае фонтанирующим парадоксами Иосифом Бродским?
Оказывается, вполне. Читать этот пятисотстраничный диалог увлекательно. Видимо, потому, что Кабаков и Попов сделали единственно возможное — остались собой. Уж какие есть — не сверхинтеллектуальные, не дико гениальные и не то чтобы профессиональные филологи. Но все же кое-что пережившие и имеющие привычку об этом говорить и думать — спокойно, взвешенно, а вместе с тем легко и живо. С точно отмеренной сентиментальностью — без которой в разговоре об Аксенове тоже, конечно, не обойтись.
Невозможно сказать, что это история про гомосексуальность. Но это и не история про любовь«Начинается ночь» (в оригинале By nightfall) — совсем новый роман Майкла Каннингема, вышедший в США в прошлом году. Книга о сорокачетырехлетнем Питере Харрисе, успешном нью-йоркском галеристе, живущем спокойной, не слишком тревожной жизнью, то, что называется «в зоне комфорта»: давний удачный, в общем, брак с Ребеккой, за двадцать лет перешедший в близкую дружбу и партнерство, сравнительно успешная карьера. Ситуация омрачается только тяжелыми отношениями с дочерью, но и они, в общем, уже превратились в рутину. Все это благополучие, однако, только «почти». Кажущаяся рутина на самом деле оказывается не более чем неустойчивым равновесием, которое легко нарушить. Нарушает его младший брат жены, Миззи (уменьшительное от mistake — «ошибка») — паршивая овца в семье, балованный безответственный ребенок, то принимающий, то бросающий наркотики, непутевый и, как понимает в какой-то момент Питер, ничем особенно не привязанный к собственной жизни, потерянный.
Каннингем, как отметили многие критики, действительно конструирует роман вокруг новеллы Томаса Манна «Смерть в Венеции», но референции к классическому тексту неочевидны и очень тщательно отрефлексированы. «Тщательность» — вообще важное слово применительно к этому роману: он кажется выстроенным даже по сравнению с «Часами», не говоря уже о «Доме на краю света» или тем более о визионерских «Избранных днях», где не зря главным героем оказывается Уитмен. Некоторым образом «Начинается ночь» — роман о теплохладности. Теплохладны отношения Питера с женой и дочерью. Теплохладно, в общем, его отношение к искусству, по крайней мере к тому, которым он занимается. Собственно, единственная сильная эмоция героя, делающая его сколько-нибудь живым, — неутолимое желание найти «красоту». И он находит ее там, где не ожидает, — в Миззи.
Петрушевская, Л. Не садись в машину, где двое. Истории и разговоры / Л. Петрушевская.—М. : АСТ, 2011
Вышел в свет новый сборник писательницы «Не садись в машину, где двое». Многие из рассказов — руководство к действию
Долгое время главной новостью о рассказах Людмилы Петрушевской была... обложка. Обычная издательская практика — перетасовать старые тексты, добавить к ним совсем немного свежих и выпустить очередной «новый» сборник — в случае с Петрушевской разнообразилась только «авторскими» подборками: писательница время от времени указывала, какие рассказы считать «классическими». В последний раз повод для переиздания дали американцы: они только сейчас как следует вчитались в Петрушевскую, переименовали ее давний сборник «Песни восточных славян» в «Жила-была женщина, которая хотела убить соседского ребенка» и наградили его премией за лучшую фантастику.
Фантастический элемент действительно всегда присутствовал в прозе Петрушевской. Она оставляла героям возможность выйти из невыносимо душной, ограниченной четырьмя стенами действительности «в сады иных возможностей». Пусть эти «сады» существовали только на бумаге, в заголовках ее произведений. Книги Людмилы Петрушевской хотя и стали еще с 1980-х классикой «женской прозы», но на самом деле требовали от читателя некоторых дополнительных умений. Нужно было вовремя переключаться вместе с автором из «бытового» регистра в мистический. Петрушевская как никто умела дирижировать этими волшебными превращениями: колдовала над самыми тяжелыми жизненными неурядицами, пока они не становились фактом искусства. И, напротив, в загадочных пространствах человеческого воображения она обживалась с завидным практицизмом хорошей домохозяйки.
Почему именно эта книга и именно этого автора? Почему именно сейчас? И вообще, почему Набоков?
Рецензию на русское издание книги, вышедшей в оригинале по-английски 27 лет назад, правильнее назвать поводом к размышлению. Причем скорее печального свойства: почему в России она появилась только сейчас? Почему эта книга и именно этого автора? И вообще, почему Набоков?
Когда-то с триумфом посмертно возвращенный на родину сам того не чаявший эмигрант (в «Даре», кстати, герой полагал, что возвращение книгами случится «через сто, через двести лет»), глянцевый Набоков сегодня уютно обустроился в книжных витринах и даже завел себе пошловатый бренд. Этим летом в Петербурге я умилился, увидев неподалеку от отеля «Астория» пузатую матрешку с вывеской: «НАБОКОВЪ. Подарки и сувениры». Твердый знак повис, как оторванное ухо террориста «в листве невиннейшей липы» в сквере у Исаакия, из отчего-то вдруг вспомнившихся «Других берегов» несчастного автора. Но если террорист пал «при неряшливой до легкомыслия перепаковке смертоносного свертка в снятой им комнате недалеко от площади», то Набоков в данном случае стал жертвой собственной неартикулированной славы. Первое издание «Лолиты» вышло еще в Советском Союзе, в далеком 1989 году. Крушение «железного занавеса» сопровождалось многообещающими конференциями и фуршетами, правда, с тех пор отечественное набоковедение как-то скукожилось и зачахло. Остались вывески.
История мальчика из богатой итальянской еврейской семьи, чуть не убитого отцом в детстве и ставшего кибуцником и британским офицером
На обращенном к морю входе в изумительный общественный сад лигурийского курорта Нерви висит табличка: GIARDINO PUBBLICO. ANNO V. И если два первых слова понятны на всех европейских языках без перевода, то два вторых не очень понятны даже с переводом. Пятый год чего? Ответ, известный всем итальянцам, может обескуражить приезжего: пятый год фашистской эры, то есть 1927 год.
Подобная табличка была бы сейчас немыслима ни в Германии, ни в России, но в Италии она в порядке вещей. Не только потому, что итальянцы привыкли с уважением относиться к своему историческому наследию, но и потому, что итальянский фашизм, по крайней мере с 1922-го по 1938 год, так же сильно отличался от немецкого, как до сих пор отличаются на слух эти два языка.
В полной мере это помогают прочувствовать единственные в своем роде мемуары политолога и дипломата Дана Витторио Сегре. Судьба его, как водится, типична и уникальна одновременно.
