Когда читаешь книжку, посвященную недавним общественно-политическим событиям — особенно книжку умную и увлекательную, какова «Тотальная “Война”» Алека Эпштейна, — довольно важным кажется знать, когда именно она была написана и сдана в печать, иногда, как в данном случае — с точностью до недели. Социолог Алек Д. Эпштейн в предисловии называет своей целью «не культурологический, а прежде всего общественно-политический анализ феномена арт-группы “Война” от ее появления в феврале 2007 года до настоящего времени». Сам автор приводит очевидные резоны, по которым пришла пора написать историю такого молодого, но уже прославившегося на весь мир «первого успешного проекта арт-активизма в России» — громкий арест и преследование активистов группировки Олега Воротникова и Леонида Николаева после акции «Дворцовый переворот» в сентябре 2010 года и присуждение «Войне» в апреле 2011 года государственной премии «Инновация» в области современного искусства, — а также имплицитно приходит в конце к выводу, что арт-проект, в сущности, завершен. Но независимо от этих резонов «настоящее время» оказалось выбрано еще более удачно, чем автор, возможно, предполагал. Фактическое завершение арт-деятельности группы Эпштейн очень убедительно объясняет преимущественно свойствами «Войны» — внутренней логикой ее развития, особенностями репрезентации в массмедиа ее «рупором» Алексеем Плуцером, наконец, личными качествами участников группы. Между тем в свете общественно-политического движения, которое началось 5 декабря стихийным митингом на Чистопрудном бульваре и так или иначе продолжается по сей день, книга Эпштейна приобретает дополнительное, особенно интересное измерение: оказывается, что «Война» стала не просто вехой в истории российского искусства (знаменующей рождение политического акционизма) — она действительно сыграла историческую роль, чего всерьез никто, кажется, не предполагал.Ставя эпиграфом к своей книге фразу Дениса Мустафина «Активизм — это подготовка к восстанию, закамуфлированная под искусство», автор, судя по логике его книжки, скорее всего, имел в виду частную историю арт-группы «Война», — сегодня она звучит пророчески для общей истории страны.
Алек Эпштейн — не беспристрастный хроникер акций «Войны» и нигде им не притворяется: с участниками группы его связывали личные отношения — дружбы или антагонизма, он был непосредственным свидетелем или участником многих акций, по ходу повествования он демонстрирует, скажем, сильную антипатию по отношению к Алексею Плуцеру («Плуцер нес пургу»), вовлеченность в конфликты («наблюдать за этой сварой было очень грустно»), скепсис по отношению к самопровозглашенному лидеру «Войны» Олегу Воротникову, большую симпатию по отношению к отколовшейся от нее «Московской фракции» — Петру Верзилову и Надежде Толоконниковой. Но поскольку ему удается при этом сохранять объективность, эта личная вовлеченность становится только преимуществом — автор видит ситуацию изнутри.
Один из самых увлекательных сюжетов в книжке — история реальных акций «Войны» и история их презентации в интернете, концепций, которые Алексей Плуцер приписывал акциям постфактум согласно требованиям момента и часто прямо противоречащих очевидному смыслу произошедшего. Взять, например, акцию «Менто-поп», проведенную 3 июля 2008 года, когда Олег Воротников вошел в супермаркет в рясе, под которой была надета милицейская форменная рубашка, и в милицейской фуражке, набрал корзину продуктов, алкоголя и эротический журнал, после чего сложил все в пакеты и спокойно вышел, не заплатив, никем не остановленный: «Акция, которая очевидным образом демонстрировала то, насколько силовикам и церковным служащим закон не писан, была представлена Алексеем Плуцером как “антиглобалистская”, направленная против “поглощения России западными финансовыми монстрами”, “вызванная возмущением против ограбления русского народа буржуями” и “против беспрецедентного роста цен на продукты питания в России, где половина населения живет за чертой бедности”.
Эпштейн заканчивает свою книгу на довольно пессимистической ноте — его книга, очень достоверно описывающая процесс создания нового языка протеста, видимо, была завершена совсем незадолго перед тем, как этот язык наконец зазвучал: «Когда было официально объявлено о том, что В.В. Путин планирует вернуться на пост президента, никаких сколько-нибудь массовых акций протеста не последовало»; в другом месте автор пишет о «крахе либеральных движений в политической сфере», приводя в подтверждение своих слов опрос Левада-Центра, согласно которому весной 2011 года 75% респондентов были не готовы лично принять участие в массовых выступлениях протеста с политическими требованиями, буде такие состоятся: «Люди не встанут на морозе». Когда на проспекте Сахарова, на Якиманке и на прочих митингах этой зимы люди встали на морозе — их подъем и единение подпитывались именно тем карнавальным духом, который пять лет внедряла «Война» и от которого ее «питерская фракция» теперь дрейфует в сторону серьезности и прямолинейного высказывания (в Москве же, в последний день Масленицы, нам снова громко напомнили о нем Pussy Riot). Автор одной фразой упоминает в тексте Болотную площадь, но это не влияет на его аргументацию; поэтому я рискну предположить, что текст был сдан в печать сразу после первого массового выступления, когда еще не было понятно, что это станет устойчивой тенденцией. Но именно те общественные процессы, которые убедительно описывает Эпштейн, теперь, весной, подталкивают читателя к более обнадеживающим выводам, чем те, что сделал автор. «Война» окончена, кто победил — не знаю. Еще в начале декабря знали, и это знание не радовало.
http://www.openspace.ru/literature/events/details/35805/?expand=yes#expand
