В серии «ЖЗЛ» выходит биография Сергея ДовлатоваВ издательстве «Молодая гвардия» готовится к выпуску книга известного петербургского писателя Валерия Попова «Довлатов». С писателем и журналистом Сергеем Довлатовым, одним из литературных брендов Ленинграда-Петербурга, Валерий Попов был знаком лично. Мы попросили его поделиться воспоминаниями об авторе «Зоны», «Заповедника», «Марша одиноких» с читателями «Российской газеты».
Российская газета : Теперь Довлатова называют «настоящим народным писателем», современным классиком, одним из самых читаемых русских писателей. А жизнь его была трагичной из-за непризнания? Кстати, и сегодня не все считают его выдающимся писателем, не являются поклонниками его юмора.
Валерий Попов : Насчет непризнания Довлатова отвечу так: ведь и к Пушкину многие относились снисходительно — не поднимает, мол, глубоких проблем, шутит, играет. Среди читателей тоже немало бездарностей, мыслящих примитивно и тяжеловесно, ушей которых «божественный глагол» никогда не коснется.
РГ : Довлатов писал: «Бог дал мне именно то, о чем я всю жизнь его просил. Он сделал меня рядовым литератором. Став им, я убедился, что претендую на большее. Но было поздно. У Бога добавки не просят». Он мечтал о славе? Поэтому и уехал из Ленинграда сначала в Таллин, а затем — в Америку?
Попов : Довлатов был еще и гениальным «навигатором» своей судьбы. Бездарности сразу норовят стать великими, замахиваются на гигантские эпопеи с крупными проблемами. И получается пшик. Сергей, к счастью, на это не поддался, хотя порою был уязвлен шумихой вокруг «литературных мамонтов», в тени которых он казался как бы незначительным. Но он выдержал и сделал свое.
РГ : О Довлатове с каждым годом все больше и больше пишут. Вы уже писали о нем в своей книге «Горящий рукав». Как родилась идея книги в серии «ЖЗЛ»?
Попов : Сначала мне просто захотелось написать книгу для «ЖЗЛ». Не скрою, это произошло после успеха замечательных книг этой серии, в частности, о Горьком, об Алексее Толстом. Я понял, что сейчас этой редакцией руководят люди живые и творческие, и уже можно писать биографии не в каноническом духе, а так, как ты видишь их. Когда мне прислали список героев (на выбор), я с удивлением и радостью встретил в нем старого друга и решил, что должен рассказать про его жизнь, как ее видел и понял сам, вспомнить то замечательное время, когда в Ленинграде гении запросто ходили по улицам с целью встретить другого гения и радостно вместе опохмелиться.
РГ : Вы были знакомы с Довлатовым в 60-е годы, когда его знали единицы?
Попов : В книге я как раз пишу о широкой популярности Довлатова даже в ранние шестидесятые годы. Тогда слой молодых людей, увлеченных литературой, был весьма широк, и Довлатов благодаря своему экстравагантному существованию, на грани риска и даже за этой гранью, был уже популярен. Он гениально поступил: сначала создал свой выдающийся образ, отпечатался в сознании современников, поэтому и к рассказам его сразу был повышенный интерес. Создание неповторимого имиджа — первое дело для писателя.
Вопреки сложившимся политическим штампам те годы в Ленинграде (да и в России) были как раз наилучшими для писателя. Какие примеры: Битов, Конецкий, Искандер, Трифонов, Голявкин! Все абсолютно искренни и неподкупны, и не только успешны и знамениты, но и запросто доступны, откровенны, делились своей гениальностью в многочисленных и весьма популярных тогда питейных заведениях. Довлатов, помимо всего, еще и попал в наилучшее время. И потом не раз писал, что главное для него — ленинградская литературная школа. Но правильно, что уехал в Америку: здесь бы он долго бежал в толпе замечательных писателей, а там быстро стал «первым парнем на деревне». Хотя уехал, конечно, под давлением, как бы изгоем общества. Но писателю все на пользу.
РГ : Как вы оцениваете жизнь Довлатова в Америке — удача или гибель?
Попов : Довлатов был неуправляемым, бурным, часто во вред себе. Это ужасно для близких, но для писателя необходимо. Именно так добываются трагические сюжеты, а все другие не интересны, и Довлатов это с отчаянием понимал. И в то же время он был весьма расчетливым стратегом. Его литературная судьба — самая успешная (уступает лишь судьбе его друга Бродского). Для нормальной семейной жизни денег почти хватало, особенно в последние годы успеха, но к нормальной жизни обывателя (увы, для писателя бесплодной) Довлатов так и не пришел. Хотя были попытки — на гонорары он даже купил ранчо в Касткильских горах, чем очень гордился... Конечно, Америка, с ее жесткими требованиями, сделала Довлатова писателем, но и легла таким грузом, которого он не выдержал.
РГ : У вас есть любимое довлатовское произведение?
Попов : Книга «Чемодан». Любимый рассказ — «Офицерский ремень». Довлатовский блеск и глубокое знание жизни народа. Здесь они соединились, что случалось не всегда.
РГ : Вы знакомы с вдовой Довлатова Еленой? Она читала вашу рукопись? Беседовали с ней, консультировались? Где живут его дети, чем занимаются?
Попов : С Еленой мы знакомились постепенно. Оказавшись в Нью-Йорке вскоре после смерти Довлатова (нашу встречу с ним мы планировали, но я опоздал), я позвонил Лене с соболезнованиями. Потом она с дочерью Катей, тоже активно занимающейся довлатовскими делами, не раз приезжала в Питер и Москву — на шестидесятилетний юбилей Довлатова, на открытие его мемориальной доски. Перед началом работы над книгой я писал Лене, и она ответила, что мои статьи о Довлатове внушают ей некоторое доверие и она надеется, что книга не будет кляузной, как многие другие книги о нем. Гарантирую это. Гадости, которые пишут о писателях, да и вообще о людях, ненавижу. Обычно этим занимаются пигмеи. О других детях Довлатова, так же как и о «роковой» Асе, его первой жене, прочтете в книге.
РГ : Вы публикуете там какие-то письма?
Попов : Письма — половина довлатовского наследия. Сергей признавался, что любит писать письма даже больше, чем рассказы. И они начали удаваться ему раньше, чем рассказы. Он замечательно отразил в них свою жизнь! Как же без них? Число писем в книге даже пришлось сокращать, особенно переписку с Ефимовым. История отношений Довлатова с Ефимовым, писателем и фактически первым серьезным довлатовским издателем, весьма интересна и драматична. Была литературная ревность, потом вражда, отразившаяся и в письмах. Что Довлатов был расчетлив и порой жесток — знают многие, кто имел с ним дело. А без ссор, борьбы самолюбий у писателей не бывает. Даже Тургенев с Толстым чуть не перестрелялись.
РГ : Довлатов стремился из эмиграции на Родину в отличие от Бродского? Кем он был бы здесь, если бы вернулся? Журналистом? Гидом?
Попов : Довлатов в Россию вернулся, и еще как! Плюхнулся так, что из ванночки выплеснуло всех нас. А на бытовые действия вроде физического приезда в Ленинград у него уже не было сил. Талант выпил всю его кровь, как вампир. Еще одна необходимая черта гениальности — умение поставить в конце жизни не точку, а восклицательный знак. И поставить его на взлете, не дожив до жалкого состояния.
Светлана Мазурова
«Российская газета» — Федеральный выпуск №5164 (85) от 22 апреля 2010 г.
http://www.rg.ru/2010/04/22/dovlatov.html
Попов : Довлатов был еще и гениальным «навигатором» своей судьбы. Бездарности сразу норовят стать великими, замахиваются на гигантские эпопеи с крупными проблемами. И получается пшик. Сергей, к счастью, на это не поддался, хотя порою был уязвлен шумихой вокруг «литературных мамонтов», в тени которых он казался как бы незначительным. Но он выдержал и сделал свое.
РГ : О Довлатове с каждым годом все больше и больше пишут. Вы уже писали о нем в своей книге «Горящий рукав». Как родилась идея книги в серии «ЖЗЛ»?
Попов : Сначала мне просто захотелось написать книгу для «ЖЗЛ». Не скрою, это произошло после успеха замечательных книг этой серии, в частности, о Горьком, об Алексее Толстом. Я понял, что сейчас этой редакцией руководят люди живые и творческие, и уже можно писать биографии не в каноническом духе, а так, как ты видишь их. Когда мне прислали список героев (на выбор), я с удивлением и радостью встретил в нем старого друга и решил, что должен рассказать про его жизнь, как ее видел и понял сам, вспомнить то замечательное время, когда в Ленинграде гении запросто ходили по улицам с целью встретить другого гения и радостно вместе опохмелиться.
РГ : Вы были знакомы с Довлатовым в 60-е годы, когда его знали единицы?
Попов : В книге я как раз пишу о широкой популярности Довлатова даже в ранние шестидесятые годы. Тогда слой молодых людей, увлеченных литературой, был весьма широк, и Довлатов благодаря своему экстравагантному существованию, на грани риска и даже за этой гранью, был уже популярен. Он гениально поступил: сначала создал свой выдающийся образ, отпечатался в сознании современников, поэтому и к рассказам его сразу был повышенный интерес. Создание неповторимого имиджа — первое дело для писателя.
Вопреки сложившимся политическим штампам те годы в Ленинграде (да и в России) были как раз наилучшими для писателя. Какие примеры: Битов, Конецкий, Искандер, Трифонов, Голявкин! Все абсолютно искренни и неподкупны, и не только успешны и знамениты, но и запросто доступны, откровенны, делились своей гениальностью в многочисленных и весьма популярных тогда питейных заведениях. Довлатов, помимо всего, еще и попал в наилучшее время. И потом не раз писал, что главное для него — ленинградская литературная школа. Но правильно, что уехал в Америку: здесь бы он долго бежал в толпе замечательных писателей, а там быстро стал «первым парнем на деревне». Хотя уехал, конечно, под давлением, как бы изгоем общества. Но писателю все на пользу.
РГ : Как вы оцениваете жизнь Довлатова в Америке — удача или гибель?
Попов : Довлатов был неуправляемым, бурным, часто во вред себе. Это ужасно для близких, но для писателя необходимо. Именно так добываются трагические сюжеты, а все другие не интересны, и Довлатов это с отчаянием понимал. И в то же время он был весьма расчетливым стратегом. Его литературная судьба — самая успешная (уступает лишь судьбе его друга Бродского). Для нормальной семейной жизни денег почти хватало, особенно в последние годы успеха, но к нормальной жизни обывателя (увы, для писателя бесплодной) Довлатов так и не пришел. Хотя были попытки — на гонорары он даже купил ранчо в Касткильских горах, чем очень гордился... Конечно, Америка, с ее жесткими требованиями, сделала Довлатова писателем, но и легла таким грузом, которого он не выдержал.
РГ : У вас есть любимое довлатовское произведение?
Попов : Книга «Чемодан». Любимый рассказ — «Офицерский ремень». Довлатовский блеск и глубокое знание жизни народа. Здесь они соединились, что случалось не всегда.
РГ : Вы знакомы с вдовой Довлатова Еленой? Она читала вашу рукопись? Беседовали с ней, консультировались? Где живут его дети, чем занимаются?
Попов : С Еленой мы знакомились постепенно. Оказавшись в Нью-Йорке вскоре после смерти Довлатова (нашу встречу с ним мы планировали, но я опоздал), я позвонил Лене с соболезнованиями. Потом она с дочерью Катей, тоже активно занимающейся довлатовскими делами, не раз приезжала в Питер и Москву — на шестидесятилетний юбилей Довлатова, на открытие его мемориальной доски. Перед началом работы над книгой я писал Лене, и она ответила, что мои статьи о Довлатове внушают ей некоторое доверие и она надеется, что книга не будет кляузной, как многие другие книги о нем. Гарантирую это. Гадости, которые пишут о писателях, да и вообще о людях, ненавижу. Обычно этим занимаются пигмеи. О других детях Довлатова, так же как и о «роковой» Асе, его первой жене, прочтете в книге.
РГ : Вы публикуете там какие-то письма?
Попов : Письма — половина довлатовского наследия. Сергей признавался, что любит писать письма даже больше, чем рассказы. И они начали удаваться ему раньше, чем рассказы. Он замечательно отразил в них свою жизнь! Как же без них? Число писем в книге даже пришлось сокращать, особенно переписку с Ефимовым. История отношений Довлатова с Ефимовым, писателем и фактически первым серьезным довлатовским издателем, весьма интересна и драматична. Была литературная ревность, потом вражда, отразившаяся и в письмах. Что Довлатов был расчетлив и порой жесток — знают многие, кто имел с ним дело. А без ссор, борьбы самолюбий у писателей не бывает. Даже Тургенев с Толстым чуть не перестрелялись.
РГ : Довлатов стремился из эмиграции на Родину в отличие от Бродского? Кем он был бы здесь, если бы вернулся? Журналистом? Гидом?
Попов : Довлатов в Россию вернулся, и еще как! Плюхнулся так, что из ванночки выплеснуло всех нас. А на бытовые действия вроде физического приезда в Ленинград у него уже не было сил. Талант выпил всю его кровь, как вампир. Еще одна необходимая черта гениальности — умение поставить в конце жизни не точку, а восклицательный знак. И поставить его на взлете, не дожив до жалкого состояния.
Светлана Мазурова
«Российская газета» — Федеральный выпуск №5164 (85) от 22 апреля 2010 г.
http://www.rg.ru/2010/04/22/dovlatov.html
