Журнальный зал


Новости библиотеки

Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!




Волгоградский литератор Юлия Артюхович (Верба) стала финалистом премии в номинации «Писатель года» по версии журнала «Российский колокол», Интернационального Союза писателей и «Литературной газеты». Каким был путь к признанию, она рассказала «АиФ»-Нижнее Поволжье».

«Я выбираю любовь»

– Юлия Васильевна, вы родились и большую часть жизни прожили в Грозном. Почему уехали?

– Да, я коренная грозненка, прожила там около 40 лет – до середины 90-х. Жили в центре города на ул. Асланбека Шарипова. Нам пришлось пережить, как и многим оставшимся в городе, период дудаевщины. Моего отца, известного учёного, в 1992 г. бандиты убили прямо в собственном доме. Дошло до того, что один из местных криминальных «авторитетов» и наркоторговцев предложил нашей семье за дом в центре города энную сумму наличности (очень маленькую) со словами: «Вот вам деньги, и чтобы через неделю вас тут не было».


До прихода Дудаева в Грозном десятилетиями царила атмосфера добрососедства, интеллигентности, взаимовыручки людей любой национальности. Когда пришла новая власть, местных жителей порядком разбавили появившимися словно бы из ниоткуда выходцами из горных селений. Сама атмосфера задолго до городских боёв и притеснений «нетитульных» граждан стала иной. Воцарилось чувство страха, возник дефицит всего, обыденностью стали многочасовые очереди даже за хлебом.

Вырваться из этого моя семья смогла только после первой чеченской войны. В Ставрополе муж работал в НИИ Газпрома и преподавал в вузе, я – в экологическом колледже, затем в техническом университете, защитила кандидатскую и докторскую диссертации. Позже мужу предложили работу за рубежом, в нефтегазовой компании в Южном Вьетнаме, где в 2005 г. и вышла моя первая художественная книга «Я выбираю любовь».

А о грозненском этапе моей жизни много позже родились стихи из циклов «Пояс шахида», «Гудермесский базар», «В мёртвом городе», повести «Кошкин дом», «Адреналин».

– Как считаете, глядя уже на конфликт России с Украиной, почему общество способно так быстро превратиться в форменный армагеддон?

– Ещё Федор Михайлович Достоевский писал, что в каждом человеке есть некая изнанка, «подполье», тёмная сторона. Чтобы она вырвалась наружу, нужно не так уж и много – создать ситуацию общественного потрясения, острых стрессогенных конфликтов. Такая экстремальная ситуация – своего рода «внутренний тест» на истинную суть человека, когда невозможно кем-то казаться, можно только быть исключительно самим собой.

Запустить механизм человеконенавистничества внутри большинства из нас не столь уж сложно. Любые программы раздрая между соседскими народами формируют и запускают люди явно не глупые.

Так, в годы перестройки в различных республиках и автономиях поощрялись разного рода «народные фронты» и националистические движения. В итоге государства, где миллионы людей десятилетиями жили в условиях интернационального воспитания, быстро не стало.

Хирургия для души

– В вашем творчестве активно звучит тема войны и человеческих страданий. Оправдана ли такая шоковая терапия?

– Свои «болевые» стихи, прозу я бы сравнивала с некой экстренной хирургией, только не на теле, а на уровне душевной организации человека. С этих позиций мне весьма близка по духу недавно вышедшая в свет повесть молодого волгоградского прозаика Александра Лепещенко «Магнум, прощай». Она о людях, поставленных в нечеловеческие условия выживания в Мариуполе 2022 г., и о том, что даже в таком физическом аду мы не вправе вставать на путь «тёмной стороны» – мести, злобы, убийств, на путь выживания своей физической оболочки любой ценой.

Мне много лет, и с позиций прожитого, пережитого могу точно сказать: в любой самой невыносимо тяжёлой ситуации человека спасает только любовь. В любви к окружающему миру кроется и универсальный рецепт, как оставаться человеком. Любовь – не просто стержень самой нашей жизни, её основа, это, пожалуй, и единственный способ нашего самосохранения и сохранения своих близких.

Меня лично вряд ли можно отнести к истинно верующим и воцерковленным людям, но каждый новый день начинаю с молитвы. Это как способ умывания души. И, разумеется, стараюсь жить по совести. Совесть – это такая универсальная «религия», которая не даёт нам пропасть при любых ситуациях.

Величина неизменная

– Вы стали писать, издаваться довольно поздно, после 50 лет. Почему так?

– Когда ты внутренне уже готов к серьёзному литературном творчеству, в принципе исчезает вопрос «для кого пишу». Это как рожаешь ребёнка и не спрашиваешь себя: «а для кого?» Для себя, для мужа, для родни, для мира. Это жизненный природный процесс. Другой вопрос, что писательство несовместимо с графоманией – с желанием «подрядиться» в литературу любым способом, едва ты выучился что-либо рифмовать либо писать километрами вроде как «прозоподобие» непонятно для чего и для кого.

– Реально ли сегодня заявить о себе талантливому писателю?

– Думаю, настоящему писателю сегодня нет проблемы обратиться к своему читателю. Хорошее добротное произведение, что называется, с руками оторвут, быстро опубликуют в авторитетных журналах.

Например, активно печатают в столичных журналах наших молодых волгоградских писателей: прозаика Александра Лепещенко, поэта Никиту Самохина (собкора «Литературной газеты»). При этом успех для писателя – это не объём тиража и размер гонораров, а понимание и острое сопереживание читателей.

Помнится, после творческого вечера во Вьетнаме меня соотечественники поздравили с успехом выхода очередного авторского сборника стихов такими словами: «Было замечательно – все плакали».

– Вы как преподаватель постоянно общаетесь с молодёжью. Грозит ли будущим поколениям вероятность отучиться от чтения?

– Ни в коем случае. Число людей, которые хотят читать, в любом обществе, при любых условиях останется, на мой взгляд, величиной неизменной. Причём такие люди всегда будут двигателем общественного прогресса, совестью поколений. Вполне возможно, что изменится форма чтения, читать будут больше с экрана, нежели традиционную бумажную книгу. Но сама тяга к художественной литературе вечна.

 

Источник