Журнальный зал


Решаем вместе
Сложности с получением «Пушкинской карты» или приобретением билетов? Знаете, как улучшить работу учреждений культуры? Напишите — решим!




Историки литературы по-разному трактуют начало XVIII века, первые шаги русской светской поэзии. Но в любой серьезной хрестоматии найдется место для Кантемира как для одного из основоположников нашей поэзии и первого русского сатирика, который высмеивал пороки свозь слёзы: «Смеюсь в стихах, а в сердце о злонравных плачу».

Его отец - знаменитый молдавский господарь - был важным союзником Петра Великого и получил от русского императора княжеский титул. На сестре поэта царь даже намеревался жениться… И Антиох Дмитриевич с молодых лет был заметным политиком. Вел дипломатическую игру, участвовал в борьбе за власть. Призвание у него было иное - поэзия и просветительство, но в те времена всё это нередко сливалось воедино. Его лучшие произведения - сатиры - не издавались при жизни автора, несмотря на его богатство и влиятельность. Слишком острые это были вещицы. Зато они ходили в списках, и влияние на литературную жизнь оказывали сильнейшее.


Мимо сатир Кантемира не прошёл никто из русских поэтов XVIII века. Они считали его русским Ювеналом и Буало. Преувеличивали? Наверное. Но несомненно, что Кантемир был первым русским сатириком, да ещё и одним из первых поэтов. Он протаптывал путь по бездорожью. Прожил поэт всего лишь 35 лет. Умер в Париже, будучи русским посланником во Франции. Кантемир считался уважаемым и талантливым литератором, но всеобщее признание пришло к его стихам уже после смерти.

В этот день самое время вспомнить семь самых ярких произведений Антиоха Кантемира в разных жанрах и родах литературы.

НА ХУЛЯЩИХ УЧЕНИЕ

Это первая сатира Кантемира. И, пожалуй, самая известная. Причем заслуженно. Школьники, наверное, морщились от строгости старинного поэта, но многие строки запоминали с ходу. Написал он ее в 1729 году, во времена правления юного Петра Второго, когда казалось, что начинаниям первого русского императора грозит забвение. Кантемира, прежде всего, волновало отношение к просвещению, к образованию. Он видел, что в церковных кругах многие относятся к европейским веяниям враждебно. Для них любое учение - чуть ли не бунт против комфортных традиций. Совсем еще молодой Кантемир забрался на кафедру и начал проповедь по славу Просвещения. Именно так, с большой буквы. Он не жалел аргументов, чтобы доказать, сколь пользительно учение и сколь бессмысленна и постыдна жизнь у неучей. При этом он не жалел громких слов и эффектных примеров и демонстрировал виртуозное владение «низким» стилем. Думаю, начало этой сатиры, обращенной «К уму своему», на памяти у многих:

Уме недозрелый, плод недолгой науки!
Покойся, не понуждай к перу мои руки:
Не писав летящи дни века проводити
Можно, и славу достать, хоть творцом не слыти.

Если представить себе тогдашнее отношение к публично произнесенному слову, к церковным устоям - станет очевиднее смелость Кантемира, считавшего, что сатира должна быть бесстрашной, когда речь идет о гражданских убеждениях.

НА ЗАВИСТЬ И ГОРДОСТЬ ДВОРЯН ЗЛОНРАВНЫХ

Сам автор так разъяснял пафос этой - второй по счету - сатиры: «На последний же их вопрос, кто меня судьею поставил, ответствую: что все, что я пишу, — пишу по должности гражданина, отбивая все то, что согражданам моим вредно быть может». Эта сатира построена в форме диалога, её можно было бы не без успеха поставить на сцене. Острота конфликта - в отношении к родовым заслугам. Кантемир, будучи бесспорным аристократом, подобно Петру Великому, предпочитал заработанную славу. Тем, для кого высокое происхождение было главной святыней, вряд ли пришлась по душе его сатира. Кантемир смело говорил о равенстве людей, ссылаясь на библейские примеры:

Адам дворян не родил, но одно с двух чадо
Его сад копал, другой пас блеюще стадо;
Ное в ковчеге с собой спас все себе равных
Простых земледетелей, нравами лишь славных;
От них мы все сплошь пошли, один поранее
Оставя дудку, соху, другой — попозднее.

Словом, поэт вёл прицельный огонь по предрассудкам, столь сильным в XVIII веке. Если вдуматься, они не исчезли и в наше время. Разве что поменяли одёжку.

РАЗГОВОР О МНОЖЕСТВЕ МИРОВ

Это не оригинальное произведение, «всего лишь» перевод из Фонтенеля, но для русских читателей он стал настоящим литературным событием и просветительским прорывом. При набожной императрице Елизавете Петровне книгу запретили как «противную вере и нравственности». Кантемир и впрямь не любил, когда всё принималось на веру, и стремился подвергать сомнениям устоявшиеся представления о мире. В те времена таких искателей в России было немного. Зато последователи у Кантемира нашлись. А он искал в мире «мудрость всеблагую», не считаясь со стереотипами.

ПИСЬМО ХАРИТОНА МАКЕНТИНА К ПРИЯТЕЛЮ О СЛОЖЕНИИ СТИХОВ РУССКИХ

Кантемир был «партизаном» силлабического стиха. Он преданно полюбил его в юности - и набиравший силу реформатор русского стиха Тредиаковский не смог поколебать вкусов Кантемира. Эта привязанность удивительна - особенно если учесть, что сам поэт был проповедником прогресса и бичевал тех, кто упрямо держится за старое. Но без противоречий поэзии не бывает.

В «Письме Харитона Макентина» он изложил свои взгляды на стихосложение под маской выдуманного героя. Этот стиховедческий трактат был опубликован вместе с кантемировскими переводами из Горация.

Трактат написан занимательно, его легко читать и в наше время. В нем - ключ ко всем стихам Кантемира, к его пониманию поэзии. Кантемир не принял идею Тредиаковского о необходимости строить стих на основе правильного чередования стоп, не принял «силлабо-тонику». «Стоп рассуждение не нужно», - отрезал автор «Сатир», считавший только свободную силлабику гибкой и выразительной.

О поэзии он рассуждал с жаром и с многочисленными примерами. Считается, что для Кантемира стихотворчество было только инструментом просвещения и пропаганды. Но «Письмо Харитона…» показывает, насколько важной для него была и эстетическая, художественная сторона творчества.

Очевидно, что Кантемир всерьез задумывался обо всех нюансах поэзии, сравнивал русский литературный язык с европейскими, многое понимал на свой лад. Задумывался об оркестровке стиха, о рифме. Он предлагал собственную остроумную терминологию - например, такую: «Потому рифмы могут быть односложны, двухсложны и трехсложны. Первые называются тупыми, вторые - простыми, третьи - скользкими». Кантемир рассуждал: «Я не вижу, для чего б перенос речи из первого стиха в другой, следующий, когда одним целое разумение речи кончить не можно, был запрещен. Греки, латины, итальянцы, ишпанцы, англичане не только в порок то не ставят, но и украшение стихам почитают». В своих сатирах он частенько щеголял такими переносами.

В этом споре Кантемир проиграл. Но попытка была почти блистательная!

НА ЕЗОПА

Кантемир писал и басни. Этот лукавый, но в то же время проповеднический жанр подходил ему. Одним из первых он открыл для русских читателей Эзопа. Мы запомнили Кантемира по пространным многословным сатирам. Но гибкость стиха проверяется, прежде всего, в лаконичных произведениях. И Кантемир создавал эпиграммы, надписи - и вот такой монолог Эзопа:

Хотя телом непригож, да ловок умишком,
Что с лица недостает, то внутре залишком.
Горбат, брюхат, шепетлив, ножечки как крюки, -
Гнусно на меня смотреть, а слушать - нет скуки…

Это первый столь впечатляющий портрет легендарного баснописца в русской поэзии.

АВТОР О СЕБЕ

В стихах Кантемира непросто найти лирическое начало, хотя его блестки есть и в самых известных кантемировских «полнометражных» сатирах. Он смело, а порой и яростно излагал свои идеи, но исповедальных нот, как правило, избегал и автопортретов не набрасывал. Интересными исключениями из правила стали его своеобразные эпиграммы на самого себя. Они афористичны. Достаточно вспомнить такой отрывок:

Что дал Гораций, занял у француза.
О, коль собою бедна моя муза!
Да верна; ума хоть пределы узки,
Что взял по-галльски — заплатил по-русски.
Но в них прорывается и редкая для Кантемира горечь:
Аще и росски пишу, не росска есмь рода;
Не из подлых родиться дала мне природа.
Трудов, бед житье мое исполнено было,
Ища лучшего, добро, бывше в руках, сплыло.
Отца, матерь погребох в отрочески лета,
Хоть могу быть не отец, житель бедный света.

Это уже настоящий автопортрет! Именно так и сложилась его судьба - и ранняя смерть родителей, и череда потерь, и непонимание современников… И это лирика, исповедь, а не проповедь.

ПЕТРИДА

Полное название этого произведения - «Петрида, или Описание стихотворное смерти Петра Великого, императора Всероссийского».

В длинной антологии русских стихов и произведений риторического жанра, посвящённых Петру Великому, «Петрида» Кантемира стоит рядом с произведениями Феофана Прокоповича, Михайло Ломоносова и предшествует громам и молниям Пушкина. Получилось нечто слишком архаическое - всё-таки силлибика не годилась для столь торжественной темы:

Печаль неутешную России рыдаю:
Смеху дав прежде вину, к слезам побуждаю;
Плачу гибель чрезмерну в роксолян народе,
Юже введе смерть Петра перва в царском роде.

Но замысел Кантемира впечатляет. Он мечтал написать поэму о Петре. Её первая часть, о которой мы и говорим, должна была разрешиться выздоровлением царя. В других главах Кантемир намеревался завоевать славу русского Гомера, повествуя в возвышенном духе о свершениях великого императора. Но планы оказались неподъемными. Кантемир всё-таки остался сатириком «по преимуществу». А с петровской темой русским поэтам XVIII века не везло. Неоконченной осталась поэма Ломоносова. Не давался жанр эпической поэмы и Державину.

Кантемир - а он все-таки был не только сатириком - написал и оду в честь Петра Великого. Она не сохранилась. То, что осталось от «Петриды», - это подступы к теме, эскиз, отдаленно напоминающий речь Феофана Прокоповича на смерть Петра.

Таким и остался в истории Антиох Кантемир - молодой, необыкновенно одаренный поэт и просветитель, дипломат и ученый, младший из «птенцов гнезда Петрова». Ему пришлось действовать во времена преемников первого нашего императора. Петра он идеализировал, поклонялся ему. Это позволяло сохранить осанку и не утратить веру в Просвещение. Таким он и останется - неразуверившимся.

 

Источник