 |
По Интернету ходит смешная картинка про типичный питерский двор. В одном окне торчит непризнанный художник, в трех других — бордель, вон в том углу выращивают траву, на первом этаже живут дворники-таджики, а на скамейке интеллигенты с надменными лицами пьют дешевый коньяк. Романтика. Вообще Петербург в глазах всей России давным-давно не мистическое пространство с невесомыми чахоточными красавицами. Был Петербург бандитский, был Петербург нулевых из фильмов типа «Питер.FM». Еще в десятых сюда тянуло художников и не-таких-как-все, что порождало множество шуток. И вуаля: в коллективном сознании Петербург сегодня — место для отбитой молодежи, которая нюхает соли, дует траву и не вылезает из баров. Превращение произошло стремительно. Это уже даже не Питер. На новейшем жаргоне имиджбордов это Санёк. |
Такой огромный полумаргинальный саньково-питерский двор, только родом из нулевых — это и есть мир прозы Татьяны Леонтьевой. Ее текст во многом автофикциональный, о чем она даже говорит в интервью, а рассказчица в большинстве случаев выступает скорее наблюдателем, чем действующим лицом. Она не в центре — ни географически (потому что живет в основном на окраине города), ни в своем собственном мироощущении.
Сюжеты рассказов, вошедших в сборник, незатейливые: вот Татьяна приехала в Петербург поступать и в первую неделю отдала все деньги «разводилам» с Апрашки. Вот она вспоминает свою соседку по общежитию, которая вернулась в Саратов с двенадцатью сумками в клетку. Муж — музыкант, поэт, алкоголик — появляется. Муж напивается и теряет гитару. Какие-то знакомые и друзья мужа пьют у Тани на кухне и спят на диванчике. Она катается в поезде с подругами и тоже пьет то коньяк, то пиво. Появляется женатый любовник на тридцать лет старше, который все никак не уйдет от жены. А вот еще один — везет ее на озеро, поит вином по сто тридцать рублей, угощает сыром. Вот еще одна подружка и история про ее мужа. Все в хронологическом порядке — в первом рассказе Тане семнадцать, в последнем — за тридцать. Вроде как типичная женская биография.
Еще в интервью Татьяна Леонтьева жаловалась, что не умеет создавать вымышленные истории. С одной стороны, для нее это хорошо — кажется, фикшен вообще умирает, а исповедальность — такой «новый черный» женского письма. С другой — можно понять, почему вымысел нужен ей — материал, с которым она работает, немножко... даже не скуден, а однообразен. Экзотика наоборот.
Леонтьева рассказывает истории своей питерской юности бесхитростно, но отнюдь не примитивно. Некоторые рассказы лучше держат конструкцию, а другие расплываются, их сюжеты повисают в воздухе, так и не раскрывшись — этюды, зарисовочки. Больше всего поражает интонация героини — как будто Дениска Драгунского вырос, но оптику не сменил. В ее речи такое же ощущение какого-то мирового уюта, те же детские доверие и открытость миру — все равно, что есть, все равно, где и с кем спать, рассказчице все интересно и ничего не бывает страшно. Но с этой нарочитой наивностью бывают переборы:
«А еще Миша говорил, что все люди одинаковые. Что нельзя их делить на хороших и плохих, на талантливых и бездарей. И особенно — на умных и глупых. «Все они — просто люди», — объяснял Миша. Как же, думала я, люди не делятся? Вот он, например, читает «Братьев Карамазовых», а Инга-соседка — «Панораму ТВ». Вот я, например, мухи не обижу, а сосед сверху недавно запинал ногами телефонного мастера, когда тот пришёл чинить аппарат. Наверное, люди все-таки разные».
Миша — это муж главной героини. Чуть дальше она описывает, как била его каблуком по переносице за измену — ну, примерно в это же время, попутно разбираясь в людях плохих и хороших. Все это действительно непонятно: Таня-рассказчица пьет как лошадь, водит дружбу с проститутками и ездит к бывшему мужу в СИЗО — а разговаривает как девятилетний Дениска, который ждет маму с работы и поймал светлячка в спичечный коробок.
Когда пишешь об автофикциональной прозе, сложно не спутать человека и героя, свое «фи» и анализ. Я сдерживаюсь, я пытаюсь — хотя тот образ жизни, который описывает Леонтьева, вызывает отторжение. Рассказчица же, напротив, симпатична: не рядится в белое пальто, свой мир, свою «улицу в три дома», где женятся с бодуна, дерутся и цепляют друг от друга вшей, даже любит. Радости у нее простые, лучшей доли она не просит — и так нормально. То ли это род смирения, то ли в ней и правда так много любви.
Возможно, мне бы тоже было нормально и даже любопытно, не перечитай я в свое время блог Проститутки Кэт — питерской Катюхи, которая работала вы поняли кем. Интонация маленького Дениски как-то сливается с ласково-лукавым голосом Кэт из ЖЖ. Там ведь все то же самое: мы пошли в магазин и взяли по маленькой, поджарили мяско, купили мне шортики, я плакала и хлестала винище. И герои все те же, и зовут их всех не нормальными именами, а исключительно с э-э-э... небрежным таким суффиксом «к»: Белка, Светка, Оксанка. Мои девки. Ну, только у Татьяны получается намного талантливее и более цельно, это бесспорно. Это тексты другого качества, не жэжэшного.
Только ведь ради чего писала Кэт? Развлечь, потрещать, собрать охваты. Это был хороший, милый треп о том о сем, чтобы соблюдать график постов и в ленте не потеряться. Милый треп ни на что не претендовал — да и популярность Кате принес не он, а всякая жесть типа рассказов о своей клиентуре. С ней все понятно.
Зачем работает Татьяна Леонтьева? В какой точке эти линии сходятся? Где искать ее сверхзадачу? Изобразить тоску, ужас и одиночество человека в большом городе? Так ведь нет. Наоборот — воспеть этот мир? Тоже нет. Рассмешить? Получается, но редко, пару раз на триста страниц. Напугать? Непохоже.
Одна пожилая актриса, которая долго жила с другим великим артистом, давала интервью. В нем она долго расписывала их с артистом совместное питье-житье, любовь и кровавые драки.
— Но вы весело жили? — под конец спрашивает очумевший от подробностей интервьюер.
Актриса зависает, но соглашается.
— Ну да. Весело, молодость. Котлеты по пятнадцать копеек и все такое.
Котлеты, фрикадельки, молодость и Нева. Коньяк дешевый, клопы и свадьбы с бодуна. Полный «Питер.FM».
Спасибо, все очень вкусно, но мы что-то наелись.
