Мне было всё равно. Возможно, поэтому я и дожил до 80 лет», — сказал писатель, принимая «АиФ» в Белграде.Книги Павича изданы миллионными тиражами, при жизни ему ставимли памятник. В понедельник, 30 ноября пришло печальное известие о кончине Милорада Павича. Так случилось, что интервью для нашего еженедельника стало одним из последних для писателя.
«Пишу ночью в постели»
…Сербская академия наук и искусств, где служит мэтр, расположена на главной пешеходной улице Белграда. На входе в старинное здание среди прочих имён академиков выгравировано и имя Павича. В Москве пошли дальше — сербскому писателю там недавно открыли памятник. Оценили его вклад в культуру — «Хазарский словарь» переведён на десятки языков, в том числе и русский.
В гигантском кабинете хозяина не сразу и отыщешь: рабочий стол пуст, второй — с мягкими креслами — тоже необитаем. Старинная мебель, скульптуры, книжные шкафы — в одном из которых писатель как раз наводит порядок.
Милорад Павич раскуривает трубку и окунается в воспоминания: «Моё детство пришлось на годы Второй мировой войны. Еды не хватало. В Белграде была улица со множеством кафе и ресторанчиков, вдоль неё ходил трамвай. Причём так близко, что пассажиры из окна могли разглядеть содержимое тарелок, а в ресторанах на столах посуда ходила ходуном. Мы с друзьями любили проехаться на этом трамвае, не покушать — так посмотреть. Потом немцы оккупировали наш город. И однажды меня чуть не расстреляли за то, что я вышел на улицу без документов. За свою жизнь я пережил две войны. К счастью, мне не пришлось брать в руки оружие. Во время первой я был слишком молод, во время второй — слишком стар».
Я понимаю, что писатель говорит о бомбардировке натовскими войсками Белграда десять лет назад. Следы бомб, которые сыпались на сербов, не переставая, целый месяц, можно увидеть в городе и сейчас. «Я самый известный писатель самого ненавидимого в мире народа», — скажет в сердцах Павич. «Вы простили американцев?» — «Когда-то меня чуть не убили немцы, а спустя несколько десятилетий я представлял свои книги в десяти немецких городах. Надо быть как дети, которые быстро забывают плохое».
Щенки русской борзой
«В молодости я мог писать в любое время суток. Сейчас пишу чаще всего в постели, ночью, мысленно. Иногда боюсь, что не запомню удачную фразу, встаю с кровати и карандашом записываю в тетрадь, потом переношу в компьютер».
В одном из романов Павича герой живёт в XX веке, но не совпадает с этим временем по духу. Поэтому целые дни проводит в библиотеке за чтением пыльных страниц газет XIX века, что и делает его счастливым. Первая половина жизни Павича прошла в коммунистической Югославии, с которой он абсолютно не совпадал. Поэтому свои дни он тоже проводил в библиотеках, изучал сербскую литературу времён Возрождения и барокко. Её он потом с успехом преподавал не только на родине, но и во французской Сорбонне. Тогда же возник интерес к хазарам, чьё государство (Хазарский каганат) процветало в VII-X веках. По словам Павича, роман «Хазарский словарь» сначала вызревал в голове — почти двадцать лет, а потом семь лет «ложился» на бумагу. Рукопись была готова в 1984 г. Многое в романе — плод фантазии автора. Например: «В столице государства хазар было место, где два человека (это могли быть совершенно незнакомые люди), пройдя один мимо другого, получали имя и судьбу этого другого и продолжали жить дальше, обменявшись жизненными ролями, как шапками».
Павич предложил рукопись шести издательствам у себя на родине, лишь одно согласилось её напечатать. «И случилось невероятное, — рассказывает писатель. — Книга исчезла из магазинов за несколько дней. Тираж допечатали — опять раскупили. И так семь раз. Так я проснулся знаменитым писателем». Вскоре американская «Нью-Йорк таймс» посвятила «Хазарскому словарю» целый разворот, не стеснялся восторгов французский журнал «Пари-матч». «Он пишет так, как мы видим сны!» — восклицали критики.
«Помню, как давал первое интервью американскому журналисту. Он дозвонился мне из США и спрашивает: «А чем вы сейчас занимаетесь?» Я ответил: «Только что принял роды у своей русской борзой, вот лежит ослабевшая мамочка, а рядом пищат восемь щенков». Корреспондент удивился, но всё так и написал. В том же году со мной заключило контракт крупное американское издательство, эмблемой которого является… русская борзая!» Писатель ведёт меня к книжному шкафу, достаёт «Хазарский словарь» на английском, и я вижу на корешке книги поджарый силуэт русской борзой.
Сытый художник
Павич удивляется, как в его жизни переплетаются выдуманные им истории и реальные факты. Иногда это носит юмористический характер: «Вот написал я, что венгры — самая вороватая нация в мире. Потом приехал в эту страну, чтобы презентовать книгу, и в первый же день у меня украли портмоне». Или мистический: «В одном романе я писал про наш известный женский сербский монастырь, куда якобы наведывался дьявол. На самом деле я никогда не был в этом монастыре и про дьявола всё выдумал. И вот однажды мы путешествовали по Сербии с женой Ясминой, оказались рядом с этим местом. Я с опаской постучал в ворота монастыря. Вышла игуменья, она меня узнала, радушно пригласила в гости. Мы пили чай на балконе, и монахиня сказала: «Видите тот камень? Там и сидел дьявол».
О своём втором браке с молодой писательницей Ясминой Михайлович, как и полагается джентльмену, Павич рассказывает без подробностей. Мол, девушка решила написать о нём книгу. Так и познакомились. В рассказе Ясмины, напротив, бьют эмоции. В своём автобиографическом романе (эту книгу мне подарил Павич) Ясмина описывает поездку в Париж: «Когда мы с М. (Милорад Павич. — Ред.) заходили в магазин, продавщицы многозначительно хихикали, думая, что перед ними пожилой спонсор и его пассия. Что я могла им сказать? Что я сербка, писательница, которая в 32 года смертельно влюбилась в серба, писателя, что он старше меня на 31 год! Что мы оба живём в Белграде уже тринадцать лет в счастливом браке! Этого не понимают даже сербы, а куда уж этим француженкам!» В этой же книге Ясмина обмолвилась, что их семье пришлось продать квартиру в Париже. Кризис, знаете ли. «Я не жалуюсь, мне всего хватает, — говорит Павич. — Но слухи о богатстве известных писателей сильно преувеличены. Как-то на книжной ярмарке мои зарубежные издатели пригласили меня на ужин. И там прозвучала фраза: «Тебе — мировая слава. Нам — деньги».
«А как русские издатели?» — спрашиваю. «О, когда у них были деньги, они платили. Потом платить перестали, но книги издавали. Сейчас я работаю с приличным издательством. И ещё российские театры платят хорошие деньги за постановку моих пьес». — «Мы в России часто спорим: художник должен быть сытым или голодным?» Не задумываясь, Павич отвечает: «Поверьте, это очень хорошо, если художник сытый. Лучше спорьте о том, должен ли художник заводить семью. Вот в этом я не уверен. Да, я очень люблю свою жену. Но литература в моей жизни на первом месте».
Досье
Милорад Павич — сербский писатель, родился в 1929 г. в Белграде, где окончил университет. Доктор философских наук в области истории литературы. Переводил на сербский язык Александра Пушкина. Первый собственный бестселлер — «Хазарский словарь». В 2004 г. был номинирован на Нобелевскую премию по литературе.
http://www.aif.ru/culture/article/31306
