Советуем почитать

Роман «Лед», вышедший в 1967 году, − первая в России крупная публикация Анны Каван, англоязычной писательницы, прожившей сумасшедшую жизнь в реальном мире и необъяснимо негромкую (хотя не все с этим согласятся) — в литературном. Из послесловия переводчика Дмитрия Симановского читатель узнает о несчастном раннем браке писательницы, ее героиновой зависимости, длительном пребывании в клиниках, о путешествиях, поздней славе и жанре «слипстрим» («завихрение»), к которому предлагается относить ее поздние тексты. Однако основное внимание этой биографической справки сосредоточено на наркотиках. Иначе как объяснить «Лед», который выглядит сплошным наваждением: роман-блюдо из тяжелоусвояемых и, возможно, канцерогенных историй о насилии, страдании и невозможности спасения, да еще приправленных флешбэками? Все это разложено на фамильных сомнамбулических декорациях, равно подходящих для начала века (прошлого ли, нынешнего?), а то и вовсе пришедших из будущего космической колонии на Плутоне.

Герой книги ищет девушку. Некогда он должен был жениться на ней, но неожиданно она его бросила и вышла за другого. Теперь он ищет ее, чтобы спасти, каким образом — непонятно. Планете угрожает ледяная катастрофа, и скоро все умрут, одни раньше, другие позже. Гибель неотвратима, и перед ее лицом все выглядит бессмысленным, однако герой книги не теряет надежды. Его враги — это время и пространство. Девушка всегда рядом, она всегда показывается, на периферии зрения или явно, — до нее только нужно добраться. Если она исчезла сегодня, то непременно появится вчера. Если она пропадает из поля видимости, это означает, что она в другом городе. Есть у героя и более страшный враг — другой мужчина. Сначала это муж девушки, потом правитель некой страны, который похищает ее и держит у себя. Потом некто, кого она ждет. И только в конце герой понимает, что и сама девушка ему враг. Она — олицетворение его извращенной жажды быть властителем, собственником, мучителем. Лишь изменив отношение к ней, он может получить право на счастье. Которое тоже исчезает, ибо ничто не может прервать движения смертельного льда по поверхности планеты.

Роман Флинна, неожиданно приобретший популярность именно у русского читателя, – своего рода панегирик просвещенному Средневековью, «которое мы потеряли».

В 2009 году вышла книга, ставшая для отечественных активных любителей фантастики — так называемого фэндома — очень и очень значимой. Книга переводная, написал ее канадский гидробиолог Питер Уоттс, называется она «Ложная слепота», выдержала и допечатку, и второе издание (2010), вызвала вал читательских отзывов и названа (по голосованию на крупнейшем русском сайте любителей фантастики «Фантлаб», а также по мнению читателей высокотиражного журнала «Мир фантастики») лучшей переводной книгой года.

Интересно, что англоязычные любители фантастики роман этот встретили доброжелательно, но без особого подъема: на обложке написано «Номинант премии “Хьюго-2007”» и «Номинант мемориальной премии Дж. Кэмпбелла». О том, что текст номинирован на ту или иную премию, обычно пишут, когда больше нечем похвастать: лауреатами премий стали совсем другие книги. Так что популярность «Ложной слепоты» именно среди российских читателей заслуживает внимания. Я писала об этом романе в новомирской колонке, поэтому подробно останавливаться на содержании не буду. Скажу только, что этот текст — тяжеловесный, содержащий не слишком умело скрытые логические нестыковки, повествующий о провальной попытке контакта человечества с чуждым разумом, — импонировал фэндому прежде всего тем, что Уоттс полагал по умолчанию, что его читатель достаточно умен и образован, чтобы проглотить довольно сложные научно-философские построения. Ну ладно, умеренно сложные.

О нигерийской литературе неспециалисту известно немного: знаменитый нобелевский лауреат 1986 года Воле Шойинка да обладатели Антинобелевской премии по литературе 2005 года — авторы еще более знаменитых «нигерийских писем», сюжет которых часто разворачивается на пепелище войны, оставившей бесхозное наследство диктаторов, полковников, их вдов и дочерей. Где-то в пространстве между этими двумя явлениями находится роман «Половина желтого солнца», посвященный гражданской войне 1967—1970 годов между Нигерией и Биафрой, который написала молодая писательница Чимаманда Нгози Адичи, уже успевшая получить за него британскую премию Orange.Среди героев романа есть и диктаторы, и полковники, и дочери богатых бизнесменов, а еще университетская интеллигенция, деревенские жители и, конечно, иностранцы — белые, представленные в широком спектре от абстрактных американцев и британцев, воспринимающихся иногда причиной зла, творящегося в стране, а иногда источником цивилизации, — до вполне конкретных бывших чиновников колоний, бизнесменов и заезжих журналистов, интересующихся искусством народа игбо. Одни просвещенные европейцы считают местных дикарями, другие восхищаются их культурой. Проблема чужого — своего на первый взгляд подается исключительно с политической точки зрения.

История борьбы самопровозглашенной Республики Биафра началась не в 1967 году и даже не в 1960-м, когда Нигерия получила независимость от Британии и обострились все внутренние противоречия между разными по языку, религии и образу жизни народами, приведшие к серии переворотов, — истоки сюжета находятся в колониальной британской политике. Геополитическая ситуация и историческая перспектива рассматриваются в романе именно с этой точки зрения. А высказываться она может как профессором университета, так и британским подданным, который хочет связать свою жизнь с Африкой. 

А это сборник путевых очерков и эссе друга и соавтора Александра Гениса, также не нуждающегося ни в каких представлениях Петра Вайля. Сборник, к великому сожалению, посмертный. В него вошли тексты, опубликованные в недавнем прошлом в разных периодических изданиях, главы из неоконченной книги «Картины Италии», фрагменты интервью.

Путешествие для Вайля было не развлечением, не формой отдыха и даже не поиском неведомого, путешествие – способ самопознания. Кто-то погружается в философско-религиозные пучины, пытаясь понять, зачем он живет на земле, а кто-то выбирает иной путь: отправляет в путь не дух и разум, а тело. Чем большее количество географических точек пересекает человек, тем больше у него шансов разобраться в себе, понять нечто крайне важное.

Есть масса самодостаточных занятий, которые сами собой разумеются, о которых долго разговаривать – а тем более описывать их – неинтересно, это удел непробиваемого зануды. Путешествие – действие разомкнутое вовне, оно связано с открытиями, поэтому молчать о путешествиях, по мнению Вайля, не только противоестественно, но и глупо. «Странствие выполняет по отношению к пространству ту же функцию, что текст по отношению к листу и речь по отношению к времени: заполняет пустоту». Таково кредо Петра Вайля.

Книга, кроме прочего, доказывает, что интересно и полезно не только само путешествие, но и чтение о нем. Правда, здесь маленькая деталь: нужен соответствующий масштаб личности путешествующего и пишущего о странствии. Вайль смешивает в своих текстах собственно путевые очерки с литературоведческим или искусствоведческим эссе, приправленные мемуарными заметками или экскурсами в бесконечные гастрономические дали. Бразилия, Япония, Португалия, Исландия, Франция, Греция, Испания, Армения, Украина, Нью-Йорк, Венеция, Сочи, Болдино и, конечно же, Италия – далеко не полный перечень мест, описываемых в книге в том или ином ракурсе. Получилась многосоставная проза, которая прочитывается на разных уровнях: можно ограничиться путеводителем, можно приобщиться к эстетическому и социокультурному анализу. Выбирай на вкус.
СЕРГЕЙ  ШАПОВАЛ
http://www.kultura-portal.ru/tree_new/

В свое время немецкий философ Германн фон Кайзерлинг написал: «Лично я захожу столь далеко, что считаю изначальную кулинарную одаренность – или же воспитание, позволяющее понять ее ценность, – более важным для культуры, чем какое бы то ни было «воспитание» в обычном смысле слова. Ибо если голод и жажда – самые элементарные инстинкты человеческого существа, то их связь с эстетическими ценностями имеет в целом большее значение для духовного развития, чем любое интеллектуальное и моральное воспитание». Суждение – при всем кажущемся радикализме – фундаментальное. Всякий культурный человек понимает, что настоящая еда – это далеко не то же самое, что горючее для автомобиля. Даже ползучая контрреволюция fast food’a не смогла превозмочь эту истину. Сделавшие шаг назад на эволюционном пути развития человечества постепенно возвращаются к культурному представлению о еде.

Этому в немалой степени содействует кулинарная проза не нуждающегося в представлениях Александра Гениса. Он не просто вкусно пишет о еде (что само по себе уже дорогого стоит), он вводит гастрономию в этическую систему координат: «Пафос кулинарии – в оптимизме. Даже в сексе есть садизм, но вкусная еда – безгрешная радость и чистое вожделение». Проведший, по его cловам, почти равное время за кухонным, письменным и обеденным столами, Генис настаивает на их кровном родстве. Все составные части известны всем, но главное заключается в том, чтобы соединить их в чуть новом порядке: «Рецепт борща и романа знаком каждому, но как разнятся результаты!»

В книгу вошли тексты, публиковавшиеся ранее, но примерно на треть она состоит из новых вещей. В ней четыре раздела: «Кулинарные путешествия» (небольшие, но плотные путевые заметки с мощным гастрономическим уклоном); «Гастрономические этюды» (рассуждения, изменяющие представления многих о роли и значении желудка); «Красный хлеб» (краткая история странного явления – советская кухня); «Кухонный блог» (искрометные кулинарные заметки, которые в результате выходят далеко за пределы собственно кулинарной темы).
Генис прав, когда сравнивает борщ с романом. Уж ингредиенты, из которых состоит его кулинарная проза, распрекрасно известны всем, но такое сложное, питательное и желанное блюдо получилось только у него.