-
Главная
- Советуем почитать
Новости библиотеки
Советуем почитать
Советуем почитать
Записные книжки вообще, как правило, жанр, интересующий по большей части историков литературы и филологов. Исключения редки, и самое яркое (близкое) из них — записные книжки Ильфа: «уволили за половое влечение», «Публий Сервилий Воскобойников», «вот радио есть, а счастья нет». Все эти мелкие дребезги, не вошедшие в «большие» тексты, ценны сами по себе — отчасти тем, что вошли в поговорки, по крайней мере у части читателей; отчасти тем, что по этим впроброс сказанным словам оказывается неожиданно легко восстановить исторический и иной контекст в довольно существенной его полноте. Записные книжки Вагрича Бахчаняна — это даже не «записные книжки писателя»; к маргиналиям такого рода мы более или менее привычны. Он работает с наиболее, как принято считать, мусорным жанром — каламбурами, игрой слов. Но чем дальше углубляешься в странную книгу, тем яснее становится, что эта работа сродни всему тому, что было создано Бахчаняном. Простые, если не сказать дешевые, словесные игры оказываются преобладающим жанром не потому, что автор так уж прост, а потому, что это, возможно, самый демократичный способ деконструкции языка, идеологии, дискурса, — подобно анекдотам.
Многие шутки, давно уже ставшие народными, имеют автора — Вагрича Бахчаняна. Или по крайней мере так считается. «Мы рождены, чтоб Кафку сделать былью» — это, вероятно, придумали десятки людей, но, кажется, только Бахчанян сумел интегрировать немудрящую речевую практику в более широкий контекст, как бы мы его ни называли: «соцарт», «концептуализм», любое другое слово. Эти простоватые на вид словесные объекты то и дело оказываются туго свернутыми историями, иногда важными. Вот «плутовской роман без вранья». Вот «военный ипподром», вот «откладывать смерть на черный день». Часть записей Бахчаняна образцовые моностихи — как «народы, управляемые по радио». Часть — сверхкороткие рассказы, которые сделали бы честь не одному более многословному писателю: «Впервые оделся во все новое в гробу». Встречается, наконец, и чистая поэзия: «Ресница падает на текст открытой скобкой».
Новый трехтомник Оскара Уайльда, в ближайшие дни выходящий в «Иностранке», издан с умом и вкусом. Предисловие Питера Акройда — изящно-небрежное, послесловие Натальи Трауберг — шутливо-снисходительное (естественно, это давняя статья, ничуть, однако, не утратившая в наблюдательности и обаянии). Наконец, два главных издательских сюрприза в трехтомнике — никогда не выходивший на русском «Оксфордский дневник» (заметки Уайльда об античной философии и культуре времен учебы в Оксфорде — том 3) и впервые издающиеся «Застольные беседы» (то, что в русской культуре, впрочем, кажется, давно прописалось под названием table-talk, — том 1).
Рассказчиком Уайльд был таким, что его слушателям гораздо ярче запомнились не сами истории, а то, как он их преподносил — каким жестом вынимал папиросу из серебряного портсигара и помахивал ею в воздухе, как менял тембр своего «пьянящего подобно вину» голоса. Одна дама, слушая Уайльда, вскрикнула: увидела вокруг его головы сияние. В другой раз люди, сидевшие перед полными тарелками, были столь захвачены его рассказом, что не притронулись к еде. Иные плакали, иные хохотали. На Уайльда и его новую историю специально приглашали в дома.
Кое-кто из слушателей все-таки мог справиться с потрясением и находил силы набросать сюжеты уайльдовских устных рассказов. Из этих-то осколков — кусочков воспоминаний, газетных публикаций, заметок — американский литературовед Томас Райт и собрал том этих текстов.
Появившийся в 1801 году во Франции, «Альманах Гурманов, призванный руководствовать любителями вкусно поесть», в России впервые был издан семь лет спустя и при переводе получил название «Прихотник, указующий легчайшие способы иметь наилучший стол». Автор его, Александр Гримо де Ла Реньер, известный гурман, посодействовавший возникновению традиции кулинарной болтовни, был незаслуженно забыт, и хотя многие пользовались его изобретениями, на автора они не ссылались. Теперь можно вновь познакомиться с тем, кто выпустил книгу о еде, охарактеризованную Верой Мильчиной как обращенную, «не к ее изготовителю (повару), а к ее потребителю; это была книга для чтения, посвященная исключительно еде: таких до Гримо еще не писали».
«Альманах…» – кулинарный путеводитель с помесячно разработанным «курсом»: в каждый месяц то или иное блюдо хорошо особенно. Впрочем, текст увлекательнее прозаичной поваренной книги, потому что рассказ о каждом из продуктов – не просто констатация фактов, а красочная иллюстрация, приводящая на ум живопись голландских натюрмортов, раблезианскую веселость и гротеск почти что гофмановский. Вот, например, пассаж, описывающий прелести мясной лавки господина Леблана: «На всех этажах развешаны полторы с лишним тысячи байоннских окороков: на полу и на потолке, на стенах и на окнах – повсюду одни только окорока. В этой ветчинной библиотеке ни одна дверь не закрывается, и свежий воздух, свободно гуляя по комнатам, ласкает и сберегает драгоценные мясные творения, зато все окна тут накрепко закрыты: ведь с улицы в дом могут налететь мухи. Что же до мышей и крыс, от них окорока охраняет роскошный черно-белый котище; этот верный страж имеет сходство со многими библиотекарями: он тоже никогда не дотрагивается до вверенных ему сокровищ.
«Мама умерла во вторник, семнадцатого ноября. Я узнала об этом от соседки – особенная ирония заключалась в том, что ни я, ни мама никогда не были с ней близки, она была сварливая, недовольная жизнью женщина с неприветливым лицом, как будто вырубленным из камня…»
Так начиналась серия постов в одном из блогов ЖЖ. Его автор, молодая москвичка Яна Вагнер, писала от первого лица в разгар эпидемии вируса H1N1, («свиного гриппа») о том, как мир вокруг неё постепенно рушится и сходит с ума...
С самых первых строк её история затягивала, словно омут. Многие поначалу приняли это повествование за хронику реальных событий. Даже известие о том, что Москва незаметно закрылась на карантин, не выглядело таким уж фантастическим.
Так родился роман «Вонгозеро», недавно изданный «Эксмо». Пожалуй, со времен «Эвакуатора» Дмитрия Быкова столь убедительной антиутопии у нас не выходило. Пугающая близость к реальности – одна из главных отличительных особенностей «Вонгозера».
Антиутопия, роман-катастрофа, роуд-стори, постмодернистский триллер, — жанр романа одинаково хорошо укладывается во все эти определения. Яна Вагнер пишет о молодой семье, врасплох застигнутой эпидемией страшного вируса, незаметно для всех вышедшей из-под контроля и повлекшей настоящую социальную катастрофу. Героев книги выручает отец, когда-то занимавшийся математическим просчетом скорости распространения различных вирусов. Он-то и сообщает, что времени осталось совсем немного. Единственный шанс спастись – попытаться убежать как можно дальше от очагов вируса, то есть – от мест скопления людей. Перебрав несколько вариантов, герои решают отправиться в глухую карельскую тайгу, на Вонгозеро, в центре которого есть небольшой островок с заброшенной охотничьей избушкой…
Второй по популярности (после Стига Ларссона) детективный автор из Швеции Камилла Лэкберг пишет удивительно атмосферные вещи, с одинаковым восторгом принимаемые как поклонниками психологических триллеров, так и ценителями романов об отношениях и, разумеется, оригинальных детективов.
Камилла воссоздает на страницах своих книг немного мрачный, но пронзительно живописный и самобытный мир шведского пригорода, чья тихая с виду жизнь таит в себе огромное количество семейных тайн, бурных страстей, интриг и разочарований.
В книге «Вкус пепла», вышедшей в руском переводе в издательстве «Эксмо», рассказывается история странного и загадочного убийства, расследование которого выпадает на долю детектива Патрика Хедстрема.
Начиналось всё так. Выбирая ловушки для омаров, один рыбак обнаружил тело семилетней девочки. Вскрытие показало, что она действительно утонула, но не в море — ее легкие полны пресной воды с примесью мыла. К тому же — и это никак не удается объяснить — в желудке и легких жертвы найдена зола. Городок, живописно раскинувшийся вдоль моря, мал, но подозреваемых хватает. Например, сосед, много лет враждовавший с семьей девочки, или его сын, у которого явно не в порядке психика. Впрочем, в данном случае заподозрить можно кого угодно, ибо логически обоснованный мотив преступления просто невозможно себе представить! Тем не менее, он есть.
