Советуем почитать

Первые страницы первой биографии Алексея Навального создают у читателя впечатление, что ее автор — идиот. На самом деле это не так; просто он, во-первых, плохо пишет по-русски — но это не беда, поскольку текст по большей части представляет собой прямую речь Навального, а тот говорить умеет, — а во-вторых, простодушно очарован своим героем, и это обстоятельство неожиданно даже придает портрету объективность: не видя пятен на солнце, автор не может и не хочет их ретушировать.

Перед нами практически житие. Согласно канонам этого жанра, все те качества, за которые мы ценим Навального сегодня, были присущи ему практически с колыбели: в школе хорошо учился, но получал дисциплинарные взыскания за привычку резать учителям правду-матку, студентом не брал в рот спиртного, примерный патриархальный семьянин, крестится на все церкви — в общем, «младенцем в среду и пятницу не брал грудь матери». И так далее — его скромному и бескорыстному труду обязана своей былой славой партия «Яблоко», отплатившая впоследствии черной неблагодарностью.

Наверное, человек, сколько-нибудь общественно-политически подкованный, и просто читатель ЖЖ navalny не почерпнет для себя в книжке Воронкова ничего нового — но книжка адресована не ему. Навальный — первый человек, который задолго до последних событий пробудил интерес к политике в людях, бесконечно от нее далеких. А сегодня, в свете последних событий, когда даже главный редактор Yoga Journal задается вопросом: «Должны ли йоги быть политически активными? Должны ли они самоорганизоваться и идти на митинги вместе? Сделать тысячу Поз Воина на Болотной площади?» — настало время поговорить о политике языком обывателя.

Призыв Навального к каждому «посвятить 15 минут в день борьбе с режимом» лег на возделанную почву. Он просто придал политический вектор теории малых дел, давно витающей в воздухе и сформулированной Юрием Сапрыкиным в колонке, посвященной Филиппу Бахтину, который оставил пост главного редактора журнала «Эсквайр», чтобы заняться устройством детских лагерей: «По мысли Бахтина, подобного рода создание более человечной среды — первый шаг к тому, чтоб люди перестали ссать в подъездах, а Центризбирком прекратил мудрить с результатами голосования». Только если в мысли Сапрыкина — «вместо того чтобы в сотый раз объяснять давно понятные вещи, пойти и покрасить забор» — сквозил фатализм, то Навальный сделал второй шаг.

Книга Воронкова — чтение не только увлекательное, но и оптимистическое. И вот почему. Хорош или плох Навальный, но интерес к нему — человеческого свойства; как пишет с сочувствием автор, Навальный не может позволить себе дать взятку гаишнику или завести любовницу — «на него смотрят даже не через увеличительное стекло, а прямо через электронный микроскоп». Мы как будто переместились в утопическую реальность сериала West Wing, где президент США действительно должен быть хорошим человеком и не врать избирателям даже о состоянии собственного здоровья, не то за него не проголосуют. 10 декабря на митинге в Санкт-Петербурге один из ораторов кричал: «Где Людмила Путина?! Где дочки Владимира Путина? Кто такой Владимир Путин — он человек или андроид?»

Это и есть настоящая политика.

http://www.openspace.ru/literature/events/details/32819/?expand=yes#expand

Медийный багаж нового романа Уэльбека рос как на дрожжах — обвинения в копипасте из «Википедии», Гонкуровская премия (несмотря на положение аутсайдера во французском литературном истеблишменте), новости про все продолжающееся затворничество писателя в Ирландии и все возрастающую мизантропию. Наконец, вишенкой сверху, сюжет с его исчезновением. Просачивающиеся детали романа также интриговали: главный герой рисует картины под названием «Билл Гейтс и Стив Джобс беседуют о будущем информатики», а также «Дэмиен Херст и Джефф Кунс, поделившие арт-рынок»; среди героев — Бегбедер и русские, а самого Уэльбека на страницах «Карты и территории» кроят лазерным скальпелем буквально на лоскуты.

Между тем медийный хайп может только испортить впечатление от книги: у Уэльбека буквально открылось второе дыхание. Воздух ли ирландских долин унял разлив желчи и смягчил приступы мизантропии, что другое ли, но в «Карте и территории» Уэльбек сочетает пессимизм со спокойной интонацией, а широта философского охвата не перегружена теоретическими отступлениями. Прежняя романтическая разочарованность в человечестве была этакой позой преждевременной байронической старости — сейчас enfant terrible примеривается к старческой мудрости, и, надо признать, это более чем идет ему на пользу. Роман — можно не откладывать этот вывод до конца рецензии — силен настолько, что если он и не вытеснит «Элементарные частицы» с позиции лучшего произведения писателя, то только потому, что к новому Уэльбеку нужно еще привыкнуть, проникнуться его почти пророческим спокойствием. Ведь оно неуютно и неудобно — куда неуютнее и неудобнее прежнего человеконенавистничества и обличительных монологов в адрес современного общества. Если раньше от отвращения к миру спасали, скажем, одиночество и хороший секс без обязательств, то сейчас, стоит Уэльбеку-персонажу произнести нечто подобное, ему тут же отвечают, что он играет, — и он легко соглашается. Время секс-туризма в духе «Лансароте» закончилось — теперь герои Уэльбека практикуют асубху — «созерцание нечистоты тела» (включающую, правда, в себя медитацию на трупах).

Нет, Уэльбек отнюдь не проникся любовью к человечеству — вместо розовых очков у него до сих пор рентгеновское зрение, которое, отмечая все человеческие пороки, выносит цивилизации обвинительный приговор. Хватает и горьких наблюдений. В том духе, что «современники знали о жизни Иисуса чуть меньше, чем о жизни Человека-паука»; пространство внутри автомобиля «стало для хозяев домашних животных, равно как и для курильщиков, одним из последних прибежищ свободы, последних зон временной автономии, дарованных людям в начале третьего тысячелетия», а в пригороде Цюриха у центра эвтаназии дела идут гораздо успешнее, чем у соседнего борделя («рыночная стоимость страданий и смерти превысила цену наслаждений и секса»).

Автор «Карты и территории» описывает своих персонажей, как трупную мушку или исторический центр города Бове (эти фрагменты он вроде бы и списал из «Википедии»). Тут не цинизм, скорее, как — снова — у французских энциклопедистов, желание разобрать абстрактного человека на части, понять, как работают эти винтики и моторчики. Чтобы впоследствии собрать все детали заново и, как некогда Руссо, обещать этому «человеку в новой сборке» более счастливую и более гармоничную жизнь.

http://www.openspace.ru/literature/events/details/32759/?expand=yes#expand

В новом романе Виктор Пелевин взял новую, ранее недосягаемую для него высоту.

Ему удалось написать книгу, которую, должно быть, интересно анализировать — особенно социологам и политологам — и зубодробительно скучно читать. Единственная существующая в России премия, которая этой книге, в сущности, могла бы достаться, — это премия «ПолитПросвет», присуждаемая журналистам, публицистам и блогерам, которые «систематически проясняют текущую ситуацию в России и в мире». Но и термин «прояснение», конечно, не про Пелевина. Вот если бы «ПолитПросвет» давали за затуманивание, тогда, конечно, другое дело.

Мир, описанный в романе, происходит из «1984», с его Океанией, Евразией и Остазией. Только для большего, так сказать, прояснения верхняя часть этого мира, Бизантиум, условный западный мир, нависает шаром (офф-шар) над его нижней частью, Уркаиной, где обитают урки — они же орки. Уркаина — это нет, не Россия и не Украина, а такой обобщенный третий мир (в частности, там растут пальмы), но наделенный многими «чертами» современной России. Слово «черты» здесь взято в кавычки не просто так, об этом чуть ниже. Орки — тоже понятно, откуда взялись. Пелевин отсылает нас к ошибочному, но распространенному среди наименее склонной к размышлениям части сетевых патриотов представлению о том, что-де Дж.Р.Р. Толкиен в трилогии «Властелин колец» в виде Мордора изобразил в русофобских целях великий Советский Союз.

Вообще говоря, скучно становится уже на этом месте, где Пелевин вступает в прямую полемику с текстами Бодрийяра о войне в Заливе и с их масскультурным эквивалентом, то есть фильмом Wag the dog. Ничего то есть подобного, как бы говорит Пелевин, — война в Заливе была, но была она для телевидения. В смысле пропагандистского прикрытия (или видеоповода) для войн Бизантиум использует, в частности, damsel in distress, которая, по словам главного героя, «не просто “дева в печали”, а предполагает, “с одной стороны, угнетенную чистоту, а с другой — нависшее над ней тяжеловооруженное зло”» (то есть это, надо понимать, прямая цитата из вышеупомянутого фильма). В других случаях — борьбу за права меньшинств, в особенности сексуальных. В Уркаине есть «Зеленая зона», где живут люди из Бизантиума (ну да, вы правильно подумали, я потому и сказал, что не совсем Россия), а есть «Желтая», куда допускаются и орки, на людей работающие.
Сам по себе сюжет, который в S.N.U.F.F. есть, выполняет роль подчиненную — и это еще мягко сказано — по отношению к подробным описаниям Верхнего и Нижнего миров романа. Описания эти местами не лишены пелевинского блеска, и в них почти везде заметна его знаменитая наблюдательность, сопряженная с умением отфильтровать главное. Собственно говоря, это и есть наиболее частый прием пелевинской прозы: если он что умеет, так это выделить иногда не самую заметную, но действительно характерную и говорящую черту реальности и предъявить ее читателю в утрированном, искаженном и преувеличенном виде, как бы в кривом зеркале.

http://www.openspace.ru/literature/events/details/32707/?expand=yes#expand

В первых строках хочу сообщить: «Пражское кладбище» — не роман про антисемитизм. Хотя книга во многом обязана оглушительным мировым успехом этому распространившемуся заблуждению; критики под лупой изучают текст, обсуждая: не слишком ли легкомысленно Умберто Эко трактовал столь серьезный предмет? Достаточно ли решительно заклеймил зло и в полной ли мере восстановил справедливость? Неизменная его переводчица Елена Костюкович в предисловии к русскому изданию даже оправдывается за Эко: не надо думать, что автор относится к антисемитизму как к курьезу! Ну и что, что в романе нет надрыва, — он художественными средствами, «высмеивая, реконструируя, развлекая», тем вернее преподносит нам моральный урок.

«Между своими» нет запретных тем для литературных каламбуров — а Умберто Эко пишет для своих. В этом его ноу-хау, определившее ему особенное место в современной беллетристике. Великий популяризатор гуманитарной науки — историк, семиотик, философ, человек с тяжелым интеллектуальным багажом и легким пером, воплощение публичного интеллектуала, который в своих эссе высказывается с равным блеском чуть ли не по всем вопросам, волнующим общество (чем заставляет злые языки утверждать, что ему слишком нравится звук собственного голоса), — Эко на многие годы определил лицо жанровой литературы, создав интеллектуальный детектив. Идея была элегантная, точное попадание: поскольку детективный жанр от неумеренной эксплуатации поисчерпался и для человека с культурными запросами стал уже guilty pleasure, то, чтобы вдохнуть в него новую жизнь, нужно поднять читательскую самооценку. Нужно дать читателю понять, что, развлекаясь, он учится, что он и без того уже большой эрудит, раз способен посвятить свой досуг таким ученым материям. В случае с романами Эко так оно и было, его последователи уже эксплуатировали голый ремесленный прием: более или менее уныло — Дэн Браун, более или менее увлекательно — Артуро Перес-Реверте, прочих не упомнить. Был в том году даже детективный роман про Зигмунда Фрейда, раскрывавшего масонский заговор. Пора было кончать с этой профанацией!

И Эко в своем последнем романе коварно раскрыл все свои патентованные рецепты занимательности, каждый доводя до абсурда. Читателю, скажем, нравится жить среди великих теней, как в фильме Вуди Аллена «Полночь в Париже», — и Эко не просто густо населяет ими свое «Пражское кладбище»: ВСЕ его герои, за исключением главного, существовали в действительности. Какого-нибудь «чахоточного пианиста, полячишку, жившего на содержании у бабы в штанах», автор поминает только потому, что читатель любит простенькие кроссворды.

Подобно персонажу, развенчивающему на страницах романа собственную мистификацию, Умберто Эко должен покаяться в детоубийстве: на своем «Пражском кладбище» он схоронил жанр, который сам же породил, а другие затрепали. Но не будем чувствовать себя сиротами: насквозь документальное «Пражское кладбище», в сущности, представляет собой уже литературу нон-фикшн — на которую давно и нечувствительно переключилась аудитория Умберто Эко.

http://www.openspace.ru/literature/events/details/32441/?expand=yes#expand

«Фото как хокку» — не просто книга, а проект. По крайней мере именно это слово употребляет его автор Борис Акунин*. «Проект» предполагает как минимум какую-то особенную концепцию и как максимум не совсем традиционное воплощение, не позволяющее причислить результат ни к одному из существующих жанров. То есть не выставка картин, а проект, не сборник рассказов, а проект.
В случае «Фото как хокку» все так и есть в самом буквальном смысле. Книга возникла из любви Акунина* к старым снимкам людей, о которых он ничего не знает, из любопытства к чужой жизни, которая запечатлена в случайных или парадных фотографиях в семейных альбомах. По просьбе писателя ему в его блог в ЖЖ стали присылать фотографии и рассказы о родственниках и близких людях, а затем издательство «Захаров» предложило сделать из этого книгу, и в итоге получилось «нечто новое в издательской практике»: «Давно я не читал ничего более интересного и значительного. Интересного — потому что все это было не художественным вымыслом, а правдой. Значительного — потому что из коротких, по большей части очень простых рассказов о судьбах обычных людей постепенно складывалась полифоническая и весьма непростая документальная повесть о судьбе целой страны и целого века. <…> Вы прочитаете эти рассказы такими же, какими их впервые увидел я. Редактуры не было. Специального отбора тоже» (из предисловия Акунина*).

Нужно сразу сказать: это действительно очень интересная книга, истории из которой хочется пересказывать, а некоторые даже и цитировать. А с достоверностью, художественным вымыслом, исторической правдой и новизной хочется разобраться чуть более подробно.
Начнем с новизны. Справедливости ради нужно сказать, что сам принцип сбора информации через ЖЖ уже использовался. Известный пример — это работа над книгой Леонида Парфенова «Намедни», материал к которой собирался в специальном сообществе. Менее масштабные опыты проводил журнал «Сноб», составлявший книгу рассказов о дымном московском лете 2010 года (так и не вышла), рассказы читателей об их отцах и рассказы о любовных семейных историях. В случае парфеновского проекта собирался как бы фактологический материал, в случае со «Снобом» — ценность представляли не только свидетельства сами по себе, но и эмоциональный опыт, возведенный до художественного обобщения, и вызываемое чувство сопереживания. И это уже близко к книге «Фото как хокку».

http://www.openspace.ru/literature/events/details/31688/?expand=yes#expand

 

______________________

*Настоящий материал (информация) касается деятельности иностранного агента Чхартишвили Григория (псевдоним: Борис Акунин), содержащегося в реестре иностранных агентов согласно ФЗ от 14 июля 2022 г. № 255-ФЗ «О контроле за деятельностью лиц, находящихся под иностранным влиянием»