600-страничный роман «Зеленый шатер» Людмилы Улицкой про, условно говоря, диссидентское движение шестидесятых – семидесятых и его врагов уже попал в список бестселлеров. Я неоднократно видел, как увесистый и недешевый том читают в метро – обычно пожилые дамы интеллигентного вида, хотя книга явно не предназначена для скорого пролистывания в поезде.Улицкая с годами пишет все проще, правда, иногда позволяет себе точные и яркие метафоры, например: «Возбуждение висело в воздухе, как пыль во время ремонта» – это про мальчишескую реакцию на введение совместного обучения в сентябре пятьдесят четвертого (действие начинается в 1951-м, завершается в 1996-м).
Есть в романе сложнейшим образом выстроенная композиция. Две переплетенные жизнью и судьбой тройки: школьные друзья Илья Брянский, Михей Меламид, Александр Стеклов, одноклассницы Галя Полухина, Тамара Брин и Ольга, ставшая впоследствии Брянской. Композиция с бесконечным возвращением к вроде бы уже рассказанной истории, с мерцающими именами и фамилиями эпизодических персонажей, всплывающими попеременно в самых неожиданных местах текста. Впрочем, задача представляется непосильной для самого автора. Хочется спросить Людмилу Евгеньевну, как все-таки звали отца жены одного из главных героев, того отца, подлость которого довела Миху до самоубийства, – Виктор Борисович или Сергей Борисович, или же ножик Мутюкина или Мурыгина перерезал Санину руку так, чтобы лишить его исполнительской карьеры.
Улицкая замахнулась на эпопею, хоть и составленную из отдельных главок-рассказов, каждую из которых можно читать и по отдельности (есть просто вставные новеллы), но тогда не оценишь всю сложно организованную структуру. Понятны и ориентиры. Вот один из самых светлых героев книги, учитель-расстрига, философ-неудачник Шенгели, гуру трех мальчишек, еще в пору своего расцвета прочитал «Доктора Живаго» и размышляет (всяких «размышлизмов» на темы литературы, музыки, биологии и самой жизни в книге в избытке): «Виктор Юльевич сомневался, нужны ли такие нагромождения случайностей, совпадений и неожиданных встреч, пока не понял, что все они изумительно завязываются в сцене смерти Юрия Андреевича…» Конец длинной фразы опустим – пусть читатель сам ознакомится с пастернаковедением не Шенгели, а Улицкой. И так ясно, какой автор, цитата из письма которого стала эпиграфом к роману, мерцал в ее голове, когда замышлялся «Зеленый шатер». Кстати, этот самый шатер – почти феллиниевский образ, предсмертный сон Ольги, тот небесный чертог, в котором когда-нибудь встретятся все, по крайней мере праведные, герои длинного романа.
С неправедными – доносчиками, стукачами, гебистами, конформистами, обывателями – Улицкая расправляется с пионерской резкостью. Все умерли, причем некрасиво. Но и интеллигентскому «болоту» тоже приходится несладко: диссидентский круг среднего ряда склонен к мелким предательствам любимых женщин и больных детей, к тайным подписям протоколов на Лубянке, к злословию и малодушию. Героев в высоком смысле слова в «Зеленом шатре» мало, за исключением двух – художника Муратова, скрывавшегося несколько лет от посадки по деревням и дачам (имеется в виду Вячеслав Сысоев), и генерала Петра Ничипорука, кочевавшего из лагеря в психушку (имеется в виду Петр Григоренко). Есть еще один – тот самый Саня Стеклов, не диссидент, хоть и потомок декабристов, подававший надежды пианист, ставший музыковедом после того, как нож дворового пацана перерезал руку еще в школьном дворе. Его «неотмирность», обитание в небесных сферах, и выдает индульгенцию от автора.
Автора, ненавидящего все советское. Именно социальный пафос, а не объем, превращает филигранно сделанное сочинение Улицкой в нечто неудобочитаемое. Я все думал – ну как же так? Пока не натолкнулся на очередную ошибку. Точнее, две. Илья собирает коллекцию поэзии начала века. Однажды показывает графоману Михе книгу Владимира Нарбута «Аллилуйя» 1912 года, а дальше идет цитата (как же любит Улицкая стихотворные цитаты!) из стихотворения «Плавни», на самом деле опубликованного в другом, вышедшем в 1910 году, нарбутовском сборнике. Но это еще полбеды. Дальше происходит нечто невообразимое. «Миха раскрыл на случайной странице – там и вправду «Аллилуйя» – псалом 148». Страница не «случайная»: это, собственно, первая. И псалом нечто вроде эпиграфа для богоборческих стихов. Далее цитируется сам псалом, у Нарбута воспроизведенный совершенно канонически, да еще старославянской вязью. И вот тут… «Хвалите Господа от земли… огонь и град, снег и туманы, бурный ветер, испепеляющий слово Его». Но ведь всякий сведущий вспомнит: «Исполняющий слово Его». Или «Творящая слово Его» – по-церковнославянски.
Вот ключ ко всей книге Улицкой, не исполняющей Слово, а испепеляющей мертвую собаку под названием Советская власть. В затянутом повествовании, тормозящем на собственных осях, слишком много ненависти. Наверное, и к себе, и к своим друзьям. Наивным и заблудившимся в дурманящем тумане не самой лучшей эпохи, аки ежики. «Зеленый шатер» – это такая ежиная песнь. Если ежи поют.
Александр ПАНОВ
http://www.kultura-portal.ru/tree_new/
