 |
Представьте творческий коллектив, который отправился снимать фильм по важному правительственному поручению. Вот только все декорации сгорели, пленка кончилась, сценарист вне закона, а звукорежиссер потерял слух после ранения — и киношники знали об этом, когда нанимали его. Смогут ли они снять хорошее кино? Представьте еще, что все это происходит в последние месяцы Второй мировой войны в разваливающемся на части тысячелетнем рейхе. И что завершить съемки — возможно, не основная цель киношников. Пока властям рейха не до кино, сценарий можно переписывать сколько угодно раз. Главное — оставить броское название, что-нибудь про свободу. Штампуемые по инерции патриотические ленты давно потеряли всякое отношение к реальности, и непонятно, кто меньше им верит — те, кто снимают, или те, кто смотрят. Граница между видимостью и действительностью становится совсем зыбкой. Мир перевернутой морали может закончиться только так — перевернутой онтологией. Единственная проблема в том, что съемки несуществующего фильма могут окончиться самой настоящей катастрофой. |
Деревушка Кастелау в Баварских Альпах — самое безопасное место в Германии в конце войны. Укрыться в нем от американских бомбардировок мечтает каждый, и для бегства сгодится любой предлог — например, съемки, которые никогда не закончатся. И хорошо, если не закончатся. Ведь скоро власть в Германии перейдет в руки других людей, которые вряд ли придут в восторг от кинолент, прославляющих борьбу немецкого народа с иноземными захватчиками. А какие фильмы еще прикажете снимать в Третьем рейхе?
Много лет спустя по следам съемочной группы отправляется молодой американский киновед Сэм Саундерс. Работая над диссертацией о немецком кино военного времени, он натыкается на сведения о фильме «Песнь свободы». Следы теряются в хаосе последних лет рейха, и теперь даже о его существовании приходится строить гипотезы. Расследование приводит Саундерса к открытиям, ставящим под угрозу репутацию одного из самых известных послевоенных актеров Голливуда, который участвовал в создании загадочного фильма.
Одна из главных особенностей «Кастелау» — нарратив. Повествование попеременно ведется от лица нескольких персонажей, причем их рассказы нередко противоречат друг другу. Степень доверия к словам каждого из них нужно очень тщательно рассчитать. Здесь и сценарист фантомного фильма, который мечтает написать роман, а потому его дневник — наш основной источник информации — наполнен художественными вставками, о достоверности которых можно только догадываться. И его возлюбленная, актриса, которая, захлебываясь кашлем, сорок лет спустя не без прикрас описывает историю своей юности американскому киноведу. И сын местного баварского партийца, который пытается убедить читателя и других персонажей в том, что у них-то в Кастелау евреев отродясь не бывало и потому, мол, в Холокосте они не участвовали (так мы и поверили). И, собственно, Саундерс, глубоко переживающий крушение своей научной карьеры: его диссертация, фрагменты которой представлены на страницах книги, явно была написана в состоянии аффекта. Ну, и сам Левински, который внутри мифологии романа выступает просто «издателем», подготовившим «найденные» рукописи и сам не до конца уверенный, чему в них можно верить.
Расследование, которое ведет Саундерс, действительно увлекает. Интриганы на съемочной площадке, бомбардировщики в воздухе, дезертиры в подполье, призраки в винных погребах — вся та беспокойная абсурдная активность, которую часто встречаешь в описании тыловой жизни во время войны, блестяще оттеняет главных героев, самоотверженно делающих вид, будто съемки идут лучше некуда. Сюжет, как в хорошем Би-муви, изобилует клиффхэнгерами. Надо только помнить, что каждый из рассказчиков, давая показания, пытается сбить нас с толку. Исторические реалии Третьего рейха перекликаются с мифами нацистской кинопропаганды, а интервью основных «фигурантов» расследования — со вставленными в роман статьями из «Википедии».
Конечно, в 2021 году никого не удивишь композиционными матрешками и асимановским «синдромом Сан-Клементе», когда описываемый предмет попеременно предстает перед нами то одним боком, то другим, обращаясь в свою противоположность. Один из героев «Назови меня своим именем», соблазняя в Тайланде местного жителя, никак не может определить пол своего визави. С каждой новой репликой собеседник видится ему то как женщина, то как мужчина, и в конце концов герой осознает бесполезность попыток дать окончательное определение. Другим персонажам (а с ними и читателю) остается гадать, есть ли за этими метаморфозами cor cordium, «сердце сердец», или все это — лишь пляска теней на стене платоновской пещеры. Но игра иллюзий и сущностей, должно быть, воспринимается в Тайланде и Италии середины восьмидесятых (если продолжить аналогию с Асиманом) совсем иначе, чем в Германии накануне краха нацистского режима, где наказанием за каждую неверно истолкованную видимость будет верная смерть — от пули гестаповца, американской бомбы или от рук своего фольксгеноссе.
Но в абсурде войны, как в казино, есть своя извращенная справедливость. И если повезет, можно не только выжить, но и до Голливуда дойти. Вот уж где точно будет легко отличить действительность от иллюзии!
https://prochtenie.org/reviews/30503
