В нынешнем январе Михаилу Яснову исполнилось бы 75 лет
Я узнавал Мишу в такой последовательности. Сначала - как переводчика. В переводах французской поэзии ему не было равных. Потом - как детского поэта.
То-то мне и вертится,
То-то и не спится, -
Может, мне с медведиком
Горем поделиться?
В моего медведика
Уткнусь я головой:
Он хотя и плюшевый,
Но зато - живой!
Потом я с увлечением читал литературного критика Михаила Яснова. Никто не писал о своих собратьях по детской поэзии с такой доброжелательностью, как он. Лучшие из этих статей Миша собрал в книгу "Путешествие в Чудетство".
Путешествие это начинается с грустного воспоминания автора о собственном детстве: "Мама рассказывала, что я родился синим, полумертвым. Правым глазом я почти не вижу с самого рождения... После ареста отца наша бедность переросла в нищету... В детстве моя среда - люди в ватниках, очереди в магазинах, на перекрестках - инвалиды, просящие милостыню..."
И вот как раз после выхода в свет этой книги мы и познакомились.
В Петербурге рядом с домом, где жил Миша, было его любимое кафе. Там мы и говорили о жизни и о поэзии. Наша беседа была напечатана в "РГ" - Неделе" ("Жизнь прекрасна - это ясно?", 14 января 2016 г.).
Миша умер осенью прошлого года. Но мое знакомство с ним продолжается. Вот только вчера, прочитав подборку его стихов в декабрьском номере "Нового мира", я узнал Яснова-лирика, поэта "взрослого".
В последнем письме он написал мне: "Скверное состояние. Остается одно: прорываться! Прорвемся? Обнимаю, твой МЯ".
К тому письму Миша приложил стихи, которые заканчиваются так: "Был звуком звук и цветом цвет, и сердце сердцем оставалось..."
Дословно
У нас уже давно есть национальная идея, способная объединить всех от мала до велика, - это детская литература, детская поэзия... Именно детской литературе оказалось по силам пробуждать объединяющие всех чувства - любви, гордости, сострадания.
Михаил Яснов
Ясная тетрадь
Мама
У прохожих на виду
Маму за руку веду.
Мама маленькою стала,
Мама сгорбилась, устала,
Мама в крохотном платке
Как птенец в моей руке.
У соседей на виду
Маму в комнату веду.
Подведу ее к порогу,
Покормлю ее немного,
Уложу поспать в кровать.
Будем зиму зимовать.
Ты расти, расти во сне -
Станешь ласточкой к весне,
Отдохнешь и отоспишься,
Запоешь и оперишься,
И покинешь теплый дом,
И помашешь мне крылом...
У прохожих на виду
Маму за руку веду.
Мама медленно идет,
Ставит ноги наугад...
Осторожно, гололед!
Листопад...
Звездопад...
* * *
Не от того мне страшно,
что за окном беда,
а от того мне страшно,
что это навсегда.
Не знаю, отчего так -
всё грустно и вразброд.
Каких-то главных ноток
душе недостает.
И оттого так скуден,
так тих и полужив
привычных этих буден
заезженный мотив.
* * *
Мы не искали соответствий
на глобусе или в судьбе:
поэту нужен воздух бедствий -
я это знаю по себе...
