Чем отличается западный книжный мир от российского? Каковы тренды в современной прозе? Как в каменных джунглях распознать современного читателя и чем его привлечь? Зачем и кому читать Ольгу Токарчук, Клариссу Гоэнаван, Кристен Рупеньян и Элизабет Джейн Говард? Каков объем понятия «женская литература»? Что символизирует мост в романе Маркуса Зусака? И какая книга лежит у вас на прикроватной тумбочке?
На эти и другие вопросы нам ответила Юлия Раутборт – начальник отдела зарубежной современной прозы издательства «Эксмо».
- Юлия, вы недавно вернулись с Франкфуртской выставки. Расскажите, пожалуйста, насколько продуктивной была поездка, каков улов.
- Франкфуртская ярмарка каждый раз поражает масштабом и в то же время укрепляет в уверенности, что слухи о смерти бумажной книги очень сильно преувеличены.
Удалось договориться о приобретении прав на новые книги, побеседовать с агентами и правообладателями. Как всегда, очень много идей, связанных с оформлением и полиграфическими материалами. Здесь иностранные коллеги нас здорово обгоняют, так что это всегда интересный новый опыт.
- Если говорить о трендах в современной прозе – каковы они, на ваш взгляд?
- Людям во все времена были и будут интересны истории, особенно истории, которые можно «примерить» на себя. Поэтому семейные саги всегда фавориты у читателей. Доказательство тому — успех пенталогии Э.Дж. Говард о семье Казалет. Это цикл романов, объединенных героями — членами большого семейства. Мы видим несколько поколений, так что это и романы воспитания, и взросления, и отчасти исторические и бытописательные. Цикл был написан Элизабет Джейн Говард в 1990-х, а приобрели мы права на публикацию в 2016-м, так что можно сказать, что это незаслуженно забытые, точнее — не замеченные российскими издателями книги. Но мы восстановили справедливость, открыли их нашим читателям. Сегодня у книг Говард есть своя аудитория, которая с нетерпением ждет каждый новый роман.
К слову, если говорить о трендах, «забытая книга» — это очень интересный тренд. Многие книги оказываются незамеченными. К примеру, не так давно мы опубликовали роман У.М. Келли «Другой барабанщик» , изданный впервые в 1967 году. Как видите, прошло более полувека, прежде чем его открыли для себя российские читатели.
Так же несправедливо незамеченной оказалась одна из самых известных книг ХХ века — роман Б. Смит «Дерево растет в Бруклине» – история девочки, живущей в бедном квартале Бруклина и отчаянно мечтающей стать писателем.
Хотя приходится признать, что не все книги, отвечающие этим трендам, ждет успех на нашем рынке. Я очень люблю книги французского писателя Эрве Базена. В советские времена его много издавали, гигантскими тиражами, поскольку он лояльно относился к советской власти. Но любим мы его не за это, конечно. Базен — автор замечательных романов о семье, о взрослении и воспитании, о том, как вспыхивает и угасает чувство. В его книгах множество тонких наблюдений и, как мне кажется, справедливых рассуждений. Однако наша попытка вернуть Базена российскому читателю провалилась — тираж «Супружеской жизни» распродали с большим трудом, решили дальше не рисковать. В чем дело — в плохой информированности о книге? В оформлении, не соответствующем инсайту целевой аудитории? Не знаю. Наверное, и то и другое. И еще я уверена, что в нашем деле очень важно, чтобы «сошлись звезды», то есть велика роль иррационального: книга должна появиться в нужное время, о ней должны узнать те люди, которым она адресована, и тогда ее ждет успех. С Базеном так не произошло, и мне до сих пор досадно. Так же, как досадно, что российский читатель не оценил тонкие, отлично написанные романы Рейчел Джойс. Когда вижу обложки ее немецких, французских переводов, всегда становится очень обидно: а что же у нас-то не пошло!
Очень часто литературные тренды формируются вслед за социальными. Сегодня видим большое количество книг о сильных женщинах, женщинах, которые бунтуют против устройства мира, где они вынуждены играть вторые роли, оставаясь в тени мужчин. Символично, что оба Букеровских лауреата — и «Заветы» Маргарет Этвуд, и «Girl, Woman, Other» Бернардин Эваристо — отвечают этому тренду. Правда, в России он не так популярен, так что здесь могут «выстрелить» только по-настоящему талантливо написанные книги, где важно не столько «что», сколько «как».
- Какой он – современный читатель? Что ему интересно?
- Скажу банальность, но читатели, как и люди вообще, — разные.
Сегодня читатель стал более разборчив, более требователен к качеству текста. И это радует. Это значит, что люди интересуются хорошими книгами, и, как знать, может быть, в будущем тираж интеллектуальной прозы полторы — две тысячи будет казаться таким же пережитком, как сейчас советский тираж в 200 тысяч.
Знаете, еще лет пять назад участники фокус-групп говорили, что читают в основном легкие книги, потому что не любят, когда их «грузят». То есть книга была развлечением. Сегодня, по счастью, ситуация изменилась. Толстенную и очень тяжелую психологически книгу Пола Остера «4321» , читать которую — интеллектуальный труд, мы допечатывали несколько раз, на нее огромное количество отзывов, то есть ее покупают не для украшения книжного шкафа, а на самом деле читают, делятся впечатлениям. Это ли не счастье издателя?
- Есть ли отличия между русским и европейским читателем?
- Думаю, да. В Европе не было 17-го и 37-го годов, хотя были другие потрясения, конечно. Но у них не расстреливали писателей, не вешали железный занавес, не искореняли традицию чтения настоящих книг, не загоняли авторов в прокрустово ложе соцреализма.
Поэтому в Европе читают больше, тиражи несопоставимы. Когда в Мюнхене в литературном доме я увидела бывший школьный спортивный зал (представьте площадь этого помещения), где регулярно собираются люди, которые приходят на встречи с писателями и обсуждение книг, мне стала понятна разница между российским и немецким читателями.
И все же мы — страна Пушкина, Толстого, Достоевского, Чехова, Булгакова. Можно долго продолжать этот ряд. И не все гуманистические традиции XIX – начала XX века выжгли соцреализмом. Так что российский читатель столь же взыскателен, так же нуждается в хороших книгах, не хуже западного понимает их ценность. Просто у нас читающих людей меньше, но, надеюсь, ситуация изменится. Она уже сейчас меняется.
- В этом году Ольга Токарчук получила Нобелевскую премию по литературе за 2018 год с формулировкой: «за воображение, с энциклопедической страстью показывающее нарушение границ как способ жить». У вас вышли ее «Диковинные истории». Могли бы вы рассказать немного об этой книге, о писательнице, о работе над переводом?
- У нас вышли не только «Диковинные истории» , но и «Бегуны» . В ноябре — декабре выйдут «Последние истории», ближе к осени — «Веди свой плуг по костям мертвецов». Все книги — в переводе Ирины Адельгейм. Я очень рада, что Ирина Евгеньевна согласилась сделать для нас эти переводы. Она тонко чувствует стилистику Токарчук, ей близки ее образы. Когда читаешь, слышишь интонацию, улавливаешь ритм прозы. Это очень дорогого стоит.
-Зачем нужно читать Токарчук? Что найдет русскоязычный читатель в ее своеобразной прозе? На что она (эта проза) похожа?
- Зачем читать? Для удовольствия, я бы так сказала. Огромного читательского удовольствия. Токарчук исследует человека и мир вокруг него. Ее проза настолько личностна, лирична, что не поддается пересказу. Она стирает все границы: между странами, между языками, между людьми. А в «Последних историях» — и между жизнью и смертью, исследуя пограничное состояние — бардо.
Читать ее книги нелегко, но это чтение — невероятная радость.
- В «Таинственном, сумрачном романе», как назвали «Птиц дождя» Клариссы Гоэнаван в Дейли Бист, есть такой графический прием – три-пять слов предложений в начале абзацев выделены жирным. На что этот прием работает с вашей точки зрения? Не знаете ли вы пояснений автора?
- Пояснений автора не знаю, честно говоря. Думаю, в этом романе, где действие нелинейно, буквально начинено фидбеками, этот графический прием призван сконцентрировать внимание читателя, сигнализировать, что он перемещается из одного пласта в другой, из действительности в воспоминания героя.
- Кому из писателей и традиций наследует Гоэнаван, с кем вступает в диалог? Может быть, от того, что декорациями истории в романе оказалась Япония, мне Гоэнаван довольно сильно напомнила Мураками. А много ли вообще в этой книге литературных отсылок, аллюзий и реминисценций?
- «Птиц дождя» нередко сравнивают с Мураками. Мне он еще напомнил — правда, отдаленно — детективы Нацуо Кирино.
Безусловно, аллюзии и реминисценции в романе есть. Книга Гоэнаван ценна как раз тем, что читатели, которые не хотят угадывать, искать культурологические отсылки, будут следить за сюжетом. Те, кто готов погрузиться глубже, смогут это сделать.
- Роман Клариссы был издан трудами литературного агентства, к которому она обратилась. На Западе писатели уже давно не обивают пороги издательств сами?
- На Западе, в отличие от России, существует институт литературных агентов, которые становятся посредниками между ними и издателями. Это в России автор обивает пороги, забрасывает издательство письмами, ищет, кто бы его мог порекомендовать, и т.д.
- Раскройте нам тайну - чего нам ждать от этого автора в будущем?
- Мне кажется, во всяком случае, очень хочется надеяться, что Кларисса Гоэнаван не будет автором одной книги, и вслед за громким дебютом последует другие романы.
- Кому, на ваш взгляд, будет интересен сборник рассказов Кристен Рупеньян «Ты знаешь, что хочешь этого» ? Можно ли составить примерный психологический портрет этого человека?
- Мы всегда составляем такой портрет, когда покупаем права на книгу. Ведь надо понять, насколько она будет востребована. Мне представляется, что это достаточно молодой читатель, скорее женщина, нежели мужчина. Он достаточно хорошо начитан, не боится короткой формы, напротив, ценит именно рассказы за их динамичность, возможность прожить сразу несколько жизней за очень небольшой промежуток времени. Ну и не ханжа, не боится, что из его души извлекут что-то темное, то, в чем он сам, возможно, боится себе признаться.
- Есть ли, на ваш взгляд, положительный эффект от художественных произведений, выводящих читателя за рамки принятых моральных норм, и в чем он состоит?
- Думаю, если книга талантливая, она в любом случае имеет право на существование. Здесь должен сработать эффект «от обратного». Как, собственно, и происходит в случае с Рупеньян.
- Четвертая часть саги о семье Казалет Элизабет Джейн Говард «Исход» - финальная или запланировано продолжение?
- В начале года будет пятая, заключительная, часть цикла. В переводе Ульяны Сапциной, автора перевода первой и четвертой книг.
- В связи с сагами, в которых перед глазами читателя проходят несколько поколений семьи, тоже интересно поговорить о целевой аудитории. Это ведь не люди с клиповым мышлением и привычкой к скорости?
- Нет, конечно. Это люди, которые читают «толстые романы», для которых ни с чем не сравнимое удовольствие погрузиться в чужую жизнь, как в собственную.
- Роман Люсинды Райли «Семь сестер» — это самая, что называется, мейнстримовская книга. Какой у нее тираж? Хорошо ли раскупается литература подобного толка?
- Совокупный тираж 16 тыс. Несмотря на то, что книга толстая, она отлично продается. Я бы сказала, что это жанровая литература, то есть беллетристика. Райли умеет писать, она отлично представляет своего читателя, знает, что его «цепляет», и весь арсенал этих «крючков» использует мастерски. Недавно товароведы крупной сети пытались узнать, к какой нише: сентиментальной или современной прозе — можно отнести эту книгу. Я сказала, что однозначного ответа нет: книга явно масс-маркет, то есть для очень широкого круга читателей. Но при этом отлично написана и вовсе не примитивна. И тогда одна из коллег заключила: сентиментальная проза здорового человека. Я теперь пользуюсь этим определением.
- Какие еще книги Райли изданы у вас?
- В начале года нас ждет вторая книга, история второй сестры. Ну и к концу цикла мы, надеюсь, узнаем главную тайну: тайну Па, приемного отца героинь.
- Все книги, о которых мы говорили, очень разные, но они написаны женщинами. Что такое женская проза? Есть ли такое понятие в европейской прозе и каков его объем?
- Конечно, термин «Women's fiction» существует. И есть гендерная литература, есть чик-лит, то есть легкое чтение для женщин. Но «Весна» Али Смит, книга, написанная женщиной, — женская проза? Безусловно, нет. «Молочник» Анны Бернс? Тоже нет. «Птицы дождя» ? Опять же нет. А вот мужчину, читающего Люсинду Райли, представляю себе с трудом. И это не значит, что одни книги лучше, другие хуже. «Женская проза» — не синоним прозы для невзыскательных читательниц. Дело в проблемах, характерах, историях. Мы же не станем отрицать, что одни истории интересны мужчинам, другие — женщинам. Женщины при чтении рассчитывают на одни эмоции, мужчины — на другие. Еще в школе мальчики читали войну, девочки — мир, потом обменивались впечатлениями. Но чем серьезнее книга, чем дальше она от масс-маркета, тем больше у нее шансов стать внегендерной.
- Что такое феминистская литература? Какими именами она представлена?
- Думаю, прежде всего, это «Рассказ Служанки» Маргарет Этвуд. И масса книг, которые не то чтобы ей подражают, но, скажем так, вдохновлены идеями.
- Книга Давида Гроссмана «Как-то лошадь входит в бар» о стендапере Довале Джи, который перенес много испытаний в детстве и юности. Можем ли мы провести какие-то параллели с вызвавшим бурю эмоций у зрителя фильмом «Джокер»?
- Должна признаться, из-за постоянного цейтнота я так и не посмотрела «Джокера». Так что сравнить не могу. Для меня творчество Гроссмана очень важно. Я прочитала книгу «См. статью «Любовь» задолго до того, как она вышла в «Эксмо», больше 10 лет назад, и буквально заболела. Тема Холокоста для меня очень личная, для моей семьи чрезвычайно болезненная. И я увидела у Гроссмана героев, которые переживают ту же боль, что я, что обе мои бабушки, чьих родителей убили немцы. Его герои немного не от мира сего, они такие трогательные недотепы. И они живут с мыслью, что жизнь — подарок. Другие люди сделали все, чтобы они не выжили, сгорели в печах, задохнулись в газовых камерах. А они выжили, продолжают жить, радоваться, вопреки всему. И это ощущение случайности жизни, восприятие ее как подарка делает их не такими, как все. Помните, Довале любил ходить на руках? Вот так они и смотрят на мир — не так, как остальные. За это их и не всегда любят — люди часто не любят тех, кто на них не похож.
- Роман назван по начальной фразе из анекдота, который так и не прозвучал до конца в книге. Расскажите, пожалуйста, этот анекдот.
- Внимательный читатель, не пропускающий предисловия, этот анекдот знает, потому что его воспроизводит переводчик Виктор Радуцкий как раз-таки в предисловии к роману. «Как-то в бар заходит лошадь, обращается к бармену, просит рюмку водки. Бармен замирает, смотрит на нее с изумлением, подает рюмку водки. Лошадь залпом выпивает, спрашивает: «Сколько стоит? Бармен говорит: «Пятьдесят баксов». «О’кей», — отвечает лошадь, расплачивается и направляется к двери. Бармен бежит за ней следом: «Простите меня, погодите! Это ведь так удивительно! Говорящая лошадь! Я никогда не видел ничего подобного!» Лошадь грустно смотрит на бармена и говорит ему: «С вашими ценами вы такого больше никогда и не увидите…».
- Расскажите немного о книге Маркуса Зусака «Глиняный мост» .
- Я очень люблю эту книгу. Честно, много лет я считала, что Зусак — автор одного великого романа, «Книжный вор». Все, что он сделал потом, безусловно, талантливо, но совсем не тот масштаб. И вот появился «Глиняный мост», книга, как мне кажется, равновеликая «Вору». Роман, который можно читать и перечитывать, всякий раз находя новые аллюзии, интонации.
- Что символизирует мост в романе Зусака?
- Мост соединяет: людей, время, поколения. Это мост из глины, он хрупкий, ненадежный. Его легко разрушить. Так же, как связи между людьми. Но есть и еще одно значение, о котором в своем примечании говорит автор: Клэй — глина. И так зовут героя, мальчика, одного из братьев Данбар, единственного, кто внял просьбе отца и пошел с ним строить мост. То есть оказался готов не разрушать, но созидать, не разъединять, а наоборот. - Насколько была сложна работа переводчика в случае с «Глиняным мостом»?
- Думаю, об этом читатель узнает, прочитав интервью с переводчиком, Николаем Мезиным.
- Расскажите, пожалуйста, о литературных открытиях года.
Их очень много, рассказать обо всех невозможно, выбрать, о чем рассказать, еще труднее. Скажу так: следите за нашими сериями «Литературные хиты. Коллекция» , «Интеллектуальный бестселлер. Читает весь мир», «Интеллектуальный бестселлер. Первый ряд» и «Интеллектуальный бестселлер. Первый ряд (новое оформление)». Также хочу обратить внимание на серии «Прорыв десятилетия» и «Совершенно замечательная книга».
- Как изменился за последние годы литературный рынок и его предпочтения?
- Как я уже сказала, появилось больше читателей, для которых чтение — интеллектуальная работа. Приятная, безусловно. Но не средство релакса. И люди не боятся толстых книг. Это радует.
- Скажите несколько слов о ближайших планах.
- В планах визит на нон-фикшн Давида Гроссмана. На нон-фикшн представим много интересных книг: «Военный свет» букеровского лауреата Майкла Ондатже, «Молочник» Анны Бернс, тоже обладательницы Букеровской премии, «Кроху» Эдварда Кэри, новинку И. Макьюэна «Машины как я».
- Есть ли книги, которые вы читаете не по работе?
- У меня прекрасная работа: читать книги. Я шучу, конечно. Чтение — важная, но далеко не единственная составляющая моей работы. Хотя книги для меня — и хобби, и работа. В этом смысле я счастливый человек. Не по работе тоже читаю, конечно. Вот сейчас дочитываю замечательные диалоги Соломона Волкова с Евгением Евтушенко. Давно, больше десяти лет назад, мне посчастливилось работать над несколькими томами собрания сочинений Евгения Александровича. Это человек планетарного масштаба, человек-эпоха. И Волков, безусловно, талантливейший интервьюер. Получаю громадное удовольствие. Недавно вернулась из Рима, там с большим интересом прочитала «Здесь был Рим» Виктора Сонькина.
- Назовите своих любимых писателей.
- Их много на самом деле. Но есть книга, которую я готова перечитывать с любого места: «Дорога уходит вдаль» Александры Яковлевны Бруштейн. На меня она оказывает магическое действие: примиряет с жизнью, помогает пережить трудные дни. Я думаю, это книга, которая сформировала поколение, мое точно. Я знаю: если человек любит Бруштейн, я найду с ним общий язык. Чаще всего так и бывает.
- Какая книга сейчас лежит на вашей прикроватной тумбочке?
- Кроме Соломона Волкова, книга Натальи Семеновой о братьях Морозовых.
- Спасибо!
