«Наполеонов обоз» Рубина запрягает обстоятельно и неторопливо – первая половина первой книги размеренная, если не сказать медленная. В ней мы знакомимся с главной героиней Надеждой: она уже перемахнула средний возраст, одинока, самодостаточна. Работает на хорошей должности в крупном издательстве, ищет интересных авторов, редактирует, а иногда вымаливает у них ценные рукописи. Служба творческая, нервная, вот и отдыхает Надежда душой на подмосковной даче.
Здесь любимые пёс и кот, природа, душевный сосед – рубаха-мужичок Изюм, рукастый, за словом в карман не лезет. Его истории из бурной жизни, рассказанные за вечерним чаем на веранде, Надежда передаёт одной известной писательнице (судя по всему – альтер эго самой Рубиной). Да и как не передать? Одна манера повествования Изюма чего стоит: волей-неволей хихикаешь над оборотами типа «это шведэр!» или «сейчас дальше услыхай ситуацию».
И всё это тянется, тянется – вроде смешно, цветисто, но – к чему? Ближе к середине в текст яркостью бабьего лета, рябиновой горечью врываются Надеждины воспоминания, и вот тут-то книга буквально прилипает к руке и её уже невозможно отложить ни на секунду.
Тут начинается настоящая Рубина, какой мы её любим.
Возвращение в прошлое, в заповедный российский уголок, в городок, чья жизнь крутится вокруг железнодорожной станции. Детство, взросление, первая (и единственная) любовь, учёба, дворовые истории мальчика Аристарха, который (небольшой спойлер) совсем скоро вновь будет Надеждой обретён. Правда мальчиком он, конечно, не остался…
Становится очевидно, что все первые страницы – лишь интерлюдия. Они как ниточки, которые торчат с обратной стороны вышивки – сами по себе невзрачные, но каждая тянется и становится частью яркой и цельной картинки. Надеемся, в следующей части картинку покажут, хотя бы кусочек – уж очень интересно всё обрывается.
Когда пристально читаешь Рубину – от ранних рассказов до поздних саг, ловишь себя на мысли, что ты всё время читаешь одну большую книгу.
Скажем, мужской персонаж Аристарх – это ведь всё тот же Захар Кордовин из «Белой голубки Кордовы», всё тот же Леон Этингер из «Русской канарейки». Невероятно одарённый, обиженный и помятый судьбой, мужественный, бесподобный. И бежит, охотится он за своей вечной Эвридикой, как бы там её ни звали в очередной книге.
И всё же было бы большим неуважением сказать, что Рубина перестала расти и развиваться. Она всё больше освобождается от условностей. Пробует на вкус и матерок, и какую-то лагерную «феню», снижает пышность, глушит цветистость. Текст остался привычно рубиновским, убаюкивающим, как лёгкие волны, но в сон от него не клонит – он неоднородный, рваный, похожий на рыночное многоголосие, из которого вырастают отдельные – самые сильные – голоса.
Вот и выходит, что Рубина, в отличие от, скажем, Улицкой, с которой её часто сравнивают, не боится выйти за пределы тихого мирка интеллигенции. Та самая «известная писательница», которой пишет Надежда, приезжая в Россию, буквально вцепляется в подвозящего её Изюма, с восторгом слушая факты его не самой добропорядочной, а иногда откровенно хулиганской биографии.
Видимо, Рубина набирает фактуру для книг примерно так же – из бесед, переписки, разговоров со случайными таксистами. И это внимание ко всем граням жизни – не только возвышенным, интеллигентным, позволяет ей периодически снимать белое пальто, рассказывать скабрёзные шуточки и в итоге быть собой.
https://readrate.com/rus/reviews/ryabinovyy-klin-diny-rubinoy-retsenziya-readrate
